Мария Алехина: "Невежество, трусость, предательство, доносы — это норма!" Интервью НГ.


— Из-за чего начался конфликт, что вас поместили в это безопасное место?

М.А.: По моему мнению, это является провокацией со стороны оперативного отдела администрации исправительной колонии.

— А зачем они это делают?

М.А.: Они это сделали для того, чтобы изолировать меня от других осужденных, для того, чтобы я не имела комплексного представления о том, что на самом деле происходит в колонии.

— А зачем им это надо? Здесь что-то происходит то, что вам не надо знать?

М.А.: Да. <...>Здесь грубо нарушаются права человека, по всем пунктам: условия общежития, уровень зарплаты, отношение сотрудников к обычным осужденным (не ко мне). <...>

— Из-за чего начался конфликт у вас в отряде?

М.А.: Меня распределили в отряд после карантина. И после этого спустя двое суток, даже меньше, туда перевели ряд людей (пять человек) из других отрядов (не из карантина), тех заключенных, которые уже давно сидят, среди которых, я точно знаю, есть осужденные, которые имеют контракт с оперативным отделом.

— А что значит контракт?

М.А.: Они работает на оперативный отдел. Насколько я знаю, это письменный контракт.

— А каковы условия этого контракта?

М.А.: Донос.

— А взамен?

М.А.: Привилегированное положение — в отношении сотрудников, в возможности перемещаться, в самой должности, связанной со СДиПом, с этой секцией дисциплины и порядка. <...> Dысказывания этих женщин (Кочур и Ивановой), которые ко мне подошли, содержали довольно грубые логические противоречия. Изначально они ко мне подошли и предложили объявить голодовку совместную против того, что их перевели в этот отряд против их воли. Но это была легенда. А позже, когда я сказала, что я полагаю, что на меня оказывается давление, и не хочу с вами общаться, они уже изменили свою позицию, это произошло буквально за пару минут, и начались высказывания, связанные с угрозами, в том числе физической расправы.

— А как они звучали эти угрозы, Маша?

М.А.: Ну нецензурно. Смысл: что если ты останешься в этом отряде — тебе конец. <...> Их претензии заключались в том, что после моего приезда в колонию, по их мнению (и я считаю, что это мнение имеет под собой некоторые основания), начали укреплять режим. Их это не устраивало. Насколько я знаю, Кочур и Иванова, они вместе…

— То есть они пара?

М.А.: Я думаю, так. И им нужно было попасть в один отряд. Я думаю, что была договоренность с администрацией. Эти люди находятся не первый год в колонии, и просто у них есть личный интерес, у администрации есть личный интерес. В каком-то моменте (а момент этот — я) интересы пересеклись.

— Маша, насколько я знаю, им дали по пять суток ШИЗО.

М.А.: Пять?

— Да.

М.А.: Ну да, я этого добилась.

— Этого достаточно, как вы считаете?

М.А.: Ну нет, этого недостаточно. Их наказали не сразу, их наказали после того, как я связалась с уполномоченным по правам человека и написала в прокуратуру.
<...>
- Закончатся эти 90 дней в безопасном месте, вы боитесь возвращаться в отряд?

— Так насколько я знаю, администрация не имеет цели возвращения меня в отряд.

- Администрация вам об этом говорила?

М.А.: Косвенно. Я и сама не рвусь туда. <...> В отряде содержится около 100 человек, половина из которых постоянно находятся вокруг тебя. Это шум и невозможность уединения. Находясь в отряде, невозможно читать, невозможно сосредоточиться, невозможно написать что-либо. Человек живет просто в режиме робота, его постоянно загружают работой. Если он не работает на фабрике (многие работают по 12 часов), его ставят на обязательные хозработы, то есть убирать снег. И в конечном счете человек к вечеру уже попросту валится с ног от усталости. <...> Вместе с надзором, с сотрудником, я иду в камеру, обедаю там, потом вместе с надзором иду обратно в ПТУ. То есть все перемещения в колонии у меня под надзором, со мной рядом охрана постоянно, которая запрещает мне общаться со всеми. <...> Я неоднократно писала заявления, что я хочу участвовать в мероприятиях, что я хочу посещать спортзал, что я хочу участвовать в общественной жизни колонии. Я получила письменный отказ.
<...>
— А что самое сложное для вас здесь, в колонии?

М.А.: Самое сложное? Осознавать, как работает эта система, как она формирует рабское сознание людей, как люди подчиняются. И это не единичные случаи, это массовые случаи, в которых практически нет исключений. Невежество, трусость, предательство, доносы — это норма. <...> Мне не нравится сама концепция, мне не нравятся методы, мне не нравится то, что права человека здесь являются таким же словосочетанием, как «половая тряпка». <...> Я написала из СИЗО Исаеву Сергею Владимировичу <...>. И он приехал в колонию лично <...>/ Я очень много говорила ему о том, что выдаются холодные платки, а морозы здесь очень сильные, бывает и за -30, а эти платки больше похожи на марлю. А у кого-то нет возможности, чтобы им из дома прислали, и я считаю, что государство должно обеспечивать, потому что это касается здоровья людей. И то же самое я сказала про ботинки, и то же самое я сказала про отсутствие горячей воды, про то, что у людей нет возможности мыть голову в отряде. Про бытовые вещи я ему рассказывала <...>. А потом я узнала через какое-то время, что Сергей Владимирович сказал в интервью, что я себя неправильно позиционирую, и о том, что я не высказывала никаких жалоб и претензий. <...> Как это возможно?! Но он так сделал, да.
<...>
— А если бы вы не стали писать никаких жалоб, не стали бы требовать права и т.д., к вам бы отношение со стороны сотрудников колонии было бы другое?

М.А.: Я думаю, да, другое. Я думаю, что со временем просто все бы утихло, они бы сделали все возможное для того, чтобы просто считать меня обычной заключенной, ну или, по крайней мере, создать такую видимость. Но в данных условиях это уже невозможно. <...> Я все выдержу, ничего со мной не случится. Я в порядке абсолютном. Если на меня будут оказывать давление, я объявлю голодовку и загремлю в ШИЗО, ничего со мной страшного нет. <...> Люди проходили через гораздо более суровые условия. Я не отрекаюсь от своих убеждений и буду говорить о них.
http://www.novayagazeta.ru/politics/56366.html