Как я ставил "Двух ангелов.." в табакерке. Часть 4
Попытка репетиций.

Никогда Табаков не спросил меня про замысел. При первой встрече в его кабинете в МХТ: - Чем занимаешься? Как семья? С актерами разговаривал? В курсе, что надо делать сразу на большую сцену (будет большой зал на Чаплыгина)? А знаешь, что на месте «Современника» будет еще театр возводиться? С директором знаком? Нет? Иди, знакомься. Репетируй.
- Не верю, Олег Палыч.
- Хе-хе-хе. Все будет нормалек! Привет!
- Спасибо. До свидания. – В дверях, уже на развороте, типа «Штирлиц, останьтесь» с улыбочкой:
- Да! Но… Ангел – оттуда? (Табаков выставил указательный палец на небо)
- Конечно. Там ведь….
- Все! Привет! Репетируй. Нет времени.
В тот же день у директора в кабинете оказалось, что я виноват в том, что не обсудил распределение. Директор, говорят, его родственник по первой жене. Предложил садиться, не прерывая разговор по телефону:
- …Тридцать, тридцать пять тысяч – не столь важно. Машина хорошая. Но не могу же я брать себе тачку круче, чем у Табакова! И еще надо решить, как это провести. Все. Пока. Больше не могу говорить. У меня люди.
Потом они придумали как «провести». Это стало мне окончательно ясно в тот день, когда зав пост объяснил отсутствие декораций и шестнадцати позиций по реквизиту (за день до показа Табакову) тем, что «ни копейки не выдают наличными и приходится все заказывать по «безналу», а по «безналу» мало что есть и проводят долго». Зато директор катался на новенькой иномарке уже месяц.
Понятно, его заинтересовала визуальная история.
– Интернет? Здорово! Мне нравится! У нас ведь тоже сайт есть. А можно реально сделать. Выделенку на сцену провести? Люди будут заходить на сайт прямо в процессе представления?
Факт, что было полное единомыслие и грандиозные планы создания сайта, или даже целого портала, посвященного спектаклю. Тут же был вызван местный системщик, и дано указание немедленно приступать.
- Проектор? Дорого? Нет, вот это не дорого. Совсем не дорого. Неси где купить. Сколько хотите гонорар? Все равно? Ну, вот столько – нормально? Отлично. А кто художник? Боер? Но он на такую же сумму не согласится. Ладно. Давайте телефон – я позвоню. Какой бюджет спектакля, спрашиваете? Это секрет. Нет, Воробьеву никак нельзя параллельно с Моховым роль Пашкина репетировать. И Ликвидатора тоже еще нужно будет обсудить с Табаковым. Кстати, Ликвидатором, предполагалось, что будет Золотницкий. Так, что – обсудите с Олегом Павловичем.
Вообще, оказалось, что Золотницкий сильно претендует на роль Хомякова. И Гришин выразил такое желание. «Ну, какой из Хомякова ангел?» - такая была аргументация, - «А вот я бы знал, что сыграть!» И все. Но на разные лады еще недели две приходилось отбиваться, что я не решаю такие вопросы, «вы, что, ребята, в самом деле?» Для успокоения Золотницкого пришлось поменять ему роль на Ликвидатора, а Доктора отдать Воробьеву. Саша Воробьев вообще сказал, что ему плевать Доктор ли, Ликвидатор. И что он близок к тому, чтобы бросить театр и уехать в Белоруссию. Начал грузить меня домашними проблемами. В театре, сказал, что ему кроме Житинкиного дерьма ничего играть не дают и не дадут. А роль Пашкина – его. Кто бы стал спорить, но не я.
Кому я должен спасибо, так это Мохову. Встретил меня очень настороженно. С самого начала сказал: - Хочешь, чтоб играл Воробьев? Без проблем. У меня в кино сейчас работы будет полно. Мне некогда.
На первой общей репетиции очень серьезно и много задавал вопросы. После ответов перестал предлагать Воробьева. Сказал, что фантазия у меня будь здоров. Прочитал новый текст начала. Публично утвердил. Вообще, вел себя как будто он сам – Табаков, а я пришел сдать ему зачет по режиссуре.
Неприятно удивился предложению недельку всем вместе поделать тренинги на импровизацию. Еще больше расстроился, когда увидел, что у Хомякова и Воробьева получается не в пример удачнее. С третьего занятия и до конца нашей совместной работы приходил только пьяный. Это длилось примерно десять дней. Перегар, мат, демонстрация полного пренебрежения к окружающим. (Форма подражания учителю). За рулем я и сам нередко такое словечко выдам – повянут помидоры. Но количество мата от Саши Мохова в присутствии интересующихся лабораторными опытами актрисами театра зашкаливало до неадекватного. (Форма подражания учителю.) Один раз я сказал, что еще раз матюгнется – выгоню с репетиции. Он матюгнулся, а я не выгнал. Потому, что это он мог меня выгнать реально. А я – никак. Потому, что «в таком случае Олег Палыч потеряет интерес к проекту» - как сказал директор. Когда менее пьян – делает пробы сыграть что-то из текста.
- Я не понимаю, что мне здесь играть?
- Не хочешь ли ты сказать, что я ничего не предложил?
- Нет, ты предложил. Но то, что ты предлагаешь – сыграть невозможно.
- Тебе, что ли, невозможно? Не верю.
- Ну, смотри. (Тяжелый выдох.)
- Давай.
Играет. Без проблем. Дурачится. Всем смешно. То, что нужно.
- Ну, как?
- Отлично.
- Но, ты понимаешь, что я так играть не буду?
- Почему?
- Потому, что у меня тоже есть принципы.
Перерыв. У хорошего актера не может быть «принципов». Актер должен быть глуп. (На счет «принципов»). Мохов – очень хороший актер. И «принципы», о которых он сказал, это совсем не его «принципы». Это «принципы» педагога Табакова, который сам как актер пользуется ими редко. Но ученикам втирает.
Принцип №1:Хорошая сцена – это сцена, в которой актеры занимаются «делом». И говорится, что это и есть главный принцип системы Станиславского. Чтоб у актера чем-то были заняты руки. И тогда это «интересно». И «удобно». «Удобно» должно быть актерам, а «интересно» самому Табакову.
И все. Больше никаких «принципов». И не понятно, при чем здесь множественное число.
Хотя Станиславский пишет везде про ДЕЙСТВИЕ, а не про «дело». И пишет, что это ДЕЙСТВИЕ должно быть «целесообразное, продуктивное и подлинное». Чтоб была «жизнь человеческого духа», а не «интересно» какое-то. Сам он отказался от просто «метода физических действий» и пришел к методу «психофизических действий». (А не к «удобно».) Тем самым, заявив, что действие протекает в двух плоскостях, а не только в мизансцене. Хотя на самом деле оно протекает в трех. Но так как и до сих пор, многие понимают действие как изменение психофизическое, то считается, что «слова мешают действию». А я с этим не согласен. Застрелиться?
- Ты понимаешь, что меня Табаков спросит, что я здесь делаю? Что я ему отвечу?
- Он тебя спросит, «что ТЫ делаешь?», или «что делает ПЕРСОНАЖ?»
- А, какая разница?
- Ты не понимаешь разницу между поведением актера и поведением персонажа?
- Нет.
- Но, позволь, даже в своей обычной практике, разве ты не выполняешь мизансцены, необходимые только для того, чтоб тебя было лучше видно и слышно, но совсем не нужные персонажу?
- Но я всегда их оправдываю с точки зрения персонажа.
- Нет. Ты только пытаешься приписать персонажу свойства, поведение и задачи, которые могли бы повторить свойства, поведение и задачи тебя как актера быть выразительнее. Это насилие над персонажем, историей и зрителем. Ради органики. Ради твоего «УДОБНО». Ты обманываешь себя иллюзией свести в одну линию поведение персонажа и поведение актера. Но это две разные истории. Между ними возможен либо компромисс. Либо победа чего-то одного. А что бы было и то и другое - каждое должно быть разведено по своим сферам. Поведение актера довлеет в визуальной истории спектакля. Персонаж – в супервизуальной. А так, как предлагает Табаков - получится либо - фальшиво, либо - глупо, банально, никак, маловыразительно - то есть «УДОБНО». Либо - что-то СРЕДНЕЕ. Вот это СРЕДНЕЕ – и есть лучший удел вашего (и не только вашего!) театра. А когда говорят: - Актеры – молодцы, а спектакль – дрянь, значит - победила глупость. Во имя органики в жертву была принесена цельность истории, композиция, красота. Целью такого искусства является не ПРЕКРАСНОЕ, а «интересно» Табакову.