Встреча с Аллой Андреевой (первая)
Октябрь 2004 года. (Поездка в Подмосковье, встреча в Москве с Аллой Андреевой)
Когда позвонила Алле Александровне по телефону с Савеловского вокзала, услышала такой звонкий энергичный голос, думала, кто-то из гостей (знала, что она живет одна, что почти полностью слепая, что ей помогают друзья и поклонники творчества Андреева), оказалось – сама. А я еще дома приготовила выписки из дневника о встречах с Пантелеевым (это знакомый Даниила Андреева по институту им. Сербского, где они в 56-м году лежали на обследовании, будучи заключенными), и еще у меня была вырезка из «Красного Знамени» со статьей о переписке Пантелеева и Д. Андреева. В общем, я ей все это сообщила и: «Можно мне с Вами повидаться?» - «Пожалуйста, пожалуйста, но не сегодня, сейчас у меня гости (оказывается – это был Александр Сойников), давайте завтра», - и дает нам свой адрес, коды подъезда. Вот едем. Она живет в кооперативном доме, построенном Союзом художников лет 30 назад (она ведь профессиональный художник). Брюсов переулок, это с Тверской, мимо московской мэрии, вглубь, до дома №4, там вошли в подъезд, набираем домофон, она отвечает, из квартиры открывает нам дверь, и пока мы на седьмой этаж в лифте поднимались – она уже дверь открыла в квартиру и так нетерпеливо: «Ну, где вы?» Заходим. Квартирка небольшая, но в ней вроде три комнаты, я от волнения их и не сосчитала. Очень видно, что живет старая женщина. Ремонта не было лет десять, мебель вся старая, но не антиквариат, а секционная, полы обшарпаны, в комнате, где мы сидели, на полу ковер, конечно, старый, выцветший. Короче – очень явные признаки благородной бедности. Я, честно говоря, думала, что она, благодаря наследию Д. Андреева, не живет в нужде, но увы, похоже, что ее просто обирают. И она сама говорит: «Урания» – это жулики». Мы разделись. Вручили тортик, она было: «Чаю?» - мы отказались, мол, сперва поговорить, да и не хотелось ее утруждать. «Вы совсем не видите, Алла Александровна?» - это я. - «Лишь движущиеся пятна», - отвечает. На правом глазу у нее бельмо, второй глаз ясный, светло-голубой, но она им тоже не видит. Это у нее с 94-го года. Она уже привыкла, по квартире двигается стремительно. Сама худенькая, среднего роста. Была одета в шелковую сине-коричневую блузу и темную юбку. Волосы – коротко стриженные, совершенно седые, взлохмаченные. Кожа на лице, конечно, почти пергаментная, но не морщинистая, гладкие скулы щек, нос с горбинкой, чуть впалые щеки. Мы в конце нашего пребывания с нею вместе сфотографировались.
Ну, вот. Завела она нас в комнату («залу»), я оглядываюсь – никаких следов Андреева, на столе несколько стеклянных бокалов, поперечный спил дерева, шкаф, два дивана, стол, все старое, по стенам – образа небольшие, окна, кажется, без штор. «А где портрет Андреева?» И она – таким настороженным голосом: «А вам он зачем?» Я даже немного оробела, потому что она тоном как бы мне давала понять: «А он тут при чем?» Я говорю: «Так, Алла Александровна, я же через Даниила Леонидовича и «Розу Мира» с Пантелеевым и познакомилась». Она помягчела: «Весь архив ДА у меня в другой комнате, там и его портрет». Сели – она на диван, я в кресло тут же, и я ей рассказала про Пантелеева, зачитала ей газетную статью про него, выписки из своих записей, которые я делала, когда разговаривала и встречалась с Юрием Ивановичем. Она очень внимательно слушала о Пантелееве, только иногда реплики подавала, если ей что-то уже было известно из мною рассказываемого.
Потом немного поговорили про Завацкую. Алла Александровна: «Она так их «отблагодарила» (это о повести «Приключения блудного оккультиста»). Саша – такой чудесный человек, он написал ораторию «Роза Мира». Сейчас хлопочет, чтобы перевести «Розу Мира» на немецкий». Я поддакиваю, эрудицией сверкаю, мол, «Роза Мира» уже и на английский и испанский переведена. Она: «Все это хорошо, но я очень хочу, чтобы она была на немецкий переведена, Германия – родина философов. Я очень хочу, чтобы там прочли Розу Мира». Она довольно категорична, даже нетерпелива. Я рассказала про N, как он отозвался на мой вопрос о творчестве Андреева, она на это: «Он не понимает Даниила. Он не хочет понять. Он может его не принимать, но понять обязан». Я пыталась сдерживать ее порывистость, мол, он может и не понимать, она: «Ему не дано». Ее слова: «То, что было дано Даниилу, это – Дар, и он был оплачен Даниилом, оплачен всею судьбою, и если кто-то пытается повторить то же самое, я всем говорю – не рискуйте, за это приходится очень высокую цену платить. Я почти не обсуждаю на встречах «Розу Мира», я доношу Даниила как великого русского поэта, которого мало кто знает. От меня оккультисты разбегаются как тараканы, я их от себя просто гоню». На мой рассказ, что я входила в «Розу Мира» постепенно, и как сначала книга меня оттолкнула («мистика», «утопический бред»), Алла Александровна заявила: «Я всем говорю, что «Розу Мира» надо начинать с 10-й главы, если «пойдет», то переходить к третьей, а уж всю прочтя, вернуться к первым двум». Я рассказала, что и сына втянула в «Розу Мира», и что она стала одной из его любимейших книг (наряду с Библией, «Братьями Карамазовыми» и –недавнее его впечатление – «Тихим Доном»), она улыбнулась, покачала головой: «Странное сочетание». Я рассказала ей о Бухтяке, она воскликнула (на его слова «Чтобы не соблазнить малых сих») - «Вот с кем бы я хотела поговорить!» Очень огорчилась, что Пантелеев не ей, а «Урании» отправил копии с писем Андреева: «Я же есть, ну почему надо «Урании», это – жулики!» И это «жулики» звучало не раз, и не два. «Я им показала детские тетради Даниила, они же на них всех свой штамп проставили, мол, собственность Фонда Даниила Андреева, а нету никакого фонда, никаких прав у них нет на его наследие. Я им доверилась и пока была жива Татьяна — что-то делалось. А сейчас они чем попало занимаются, незаконно присвоили все права на издание. Но ничего, на поэзию Даниила я уже права вернула, в 2005 году и права на «Розу Мира» будут у меня». Сказала, что в издательстве «Аграф» вышла книга ее воспоминаний «Плавание к Небесному Кремлю», без купюр, что были сделаны в издании, выпущенном «Уранией» (мы потом в Доме Книги на Арбате купили эту книгу). «Вы в магазинах ее не покупайте – очень дорого, поезжайте в издательство» (но мы не поехали, пожалели время, да и побоялись, что заплутаемся).
- «Алла Александровна, кто вам по дому помогает?» - «Раз в месяц приходит женщина. А пылесосю я сама». Я пыталась ей предложить убраться в квартире, но она наотрез отказалась. Я спросила, есть ли возможность ей приехать в наш город. «С охотой, - отвечает, - только мне надо оплатить проезд, потому что я не смогу финансово одолеть. И где мне провести пару ночей, пока буду в городе?» - «Ну, остановиться можно и у нас, а вот дорогу – я постараюсь заинтересовать кое-кого из наших меценатов». - «Да, я хочу, чтобы как можно больше узнали Даниила как поэта. Я читаю «Немеречу» 45 минут». – «А «Ленинградский Апокалипсис?» - «Нет, если и читаю, то без мистических мест». На мой вопрос об оплате ее выступлений ответила: «За выступления я ничего не беру» - «Почему?» Она как-то залихватски взмахнула кудельками: «А! Мне это не нужно, да и денег ни у кого нет сейчас». – «Алла Александровна, уверяю Вас, что Вы-то не берете – это ваше право, только деньги сейчас есть у всех, и за Вас кто-то их берет» - «А! Пусть!» - «А чем Вы живете? Я, признаться, вижу, что доходы-то у Вас - никакие». - «Пенсия, 3500 рублей» - «А издание сочинений Даниила Андреева? «Урания» разве с Вами не делится?» - «Они говорят, что уже давно ничего не издают, а продают то, что уже давно издано, и они со мною уже рассчитались».
Потом я спросила у нее про встречу Ахматовой и Даниила Андреева, о которой услышала в одной из передач по ТВ. Она очень засомневалась, что такая встреча имела место, высказала предположение, что это был Вадим Андреев, старший сын Леонида Андреева («Их часто путают, услышат – сын Леонида Андреева, и решают, что это Даниил, а это Вадим, он же тоже писателем был») «Алла Александровна, а где похоронен Вадим?» Она назвала французское кладбище, кажется, Сант Жевеньева де Буа (но не уверена, она так быстро произнесла, что только в «Буа» не сомневаюсь). По ходу разговора она обмолвилась: «Я ведь его возила, но посещения Анны Ахматовой у нас с ним не было, так когда?» Я спросила: «Вы говорите – возила, как это? На коляске?» - «Нет, шел он сам, но в любой момент мог вдруг начать падать, и я кричала окружающим: «Помогите, помогите!», подбегали люди и подхватывали его, он буквально мог повиснуть у меня на руках, и чтобы он на землю не упал, я звала людей».
Немного затронули Цветаеву в связи с ее дружбой с вдовой Леонида Андреева, Алла Александровна, улыбнувшись, заметила: «Да, у Цветаевой со многими женщинами были особые отношения». И еще я сказала, что Вадим был женат на дочери одной из подруг Цветаевой. «Да, на Оленьке Черновой. Они же там, в эмиграции, все были друг с другом связаны».
Я заметила, что она не была внешне огорчена известием о смерти Пантелеева. Вероятно, она воспринимает смерть, как переход, и твердо уверена, что печалиться нечему, человек просто «отбыл», но он где-то есть. Когда я передала его слова: «Мне это уже не нужно» (это на мою просьбу к Пантелееву написать воспоминания о своем пребывании в заключении, о встречах с Андреевым), она понимающе кивнула: «Да, есть люди, которые до сего дня живут той лагерной жизнью, не могут ее забыть, а есть, и Юра из них, кто перешагнул эту жизнь и стал жить дальше, поэтому он и вспоминать ничего не хочет».
На углу другого, письменного, стола, находящегося в комнате, лежала стопка совершенно новых книг, Алла Александровна кивнула в их сторону: «Вон лежат, читать некому. Я своим друзьям говорю – вы все неграмотные, иначе бы вы мне это читали. Но им всем некогда!» И еще я рассказала ей об отношении церкви к «Розе Мира». Ничего нового в этом для нее не было, но вот ее слова: «Некоторые люди от «Розы Мира идут к Евангелию и религии». Я сказала, что мне «Роза Мира» помогла понять много неясных мест в Библии, объяснила мне же мое недоверие к Павлу (Савлу), к Мухаммеду. Она понимающе покивала.
Потом повела нас в комнату с архивом Андреева. Небольшая комната, так же бедно обставлена, шкафы и стеллажи с толстыми папками и книгами. На стене - знаменитый портрет Даниила Андреева, где он подпирает пальцами лоб.
Алла Александровна пошла нас провожать, спустилась на лифте, открыла двери подъезда, долго объясняла мужу, как пройти к Литературному институту, где мы хотели посмотреть на памятный барельеф Андреева, и к метро. Она с первого же раза запомнила наши имена и отчества, муж даже удивился: «Меня редко кто сразу улавливает, обычно переспрашивают – как-как?» А она с первого раза запомнила и обращалась к нему «ИЛ». Я, спросив разрешения, поцеловала ее на прощание в щеку. Перейдя дорогу, оглянулась – увижу ли еще? Она стояла, полуоборотившись к подъездной двери, худенькая, похожая на присевшую отдохнуть и готовую взлететь птицу, и как будто прислушивалась к чему-то. Я помахала ей, забыв, что она меня не видит.
Перед нашим отлетом из Москвы почтой отправила ей отксерокопированную в одном из подземных переходов статью о Пантелееве из «Красного Знамени» и один из сделанных у нее снимков, и, чтобы предупредить об этом, позвонила. Она очень тепло и звонко откликнулась, назвала меня «Ниночкой» и, опережая мой вопрос, попросила обратиться от ее имени к вдове Пантелеева, чтобы та откопировала письма Даниила Андреева из архива Пантелеева и переслала эти копии ей. Я пообещала этим заняться..
Вообще, посещение Аллы Александровны и знакомство произвело на меня очень сильное впечатление. Уж больно не походила эта женщина на всех старых людей. с которыми меня сталкивала жизнь. Такая энергия, такой ясный ум, такая звонкая аргументированная речь – где вы видели еще таких женщин в возрасте почти 90 лет? А уж кому, как не ей, можно было «устать от жизни»? Пережитого ею хватило бы на несколько жизней!..
И все же, все же…Мне кажется, будь я москвичка, непременно взяла бы на себя заботу о ней: постаралась бы как-то облегчить ее быт, скажем, раз в неделю приходить пылесосить и вытирать пыль, что-то погладить, починить, сготовить, почитать вслух книги…
Нас поразила не только ветхость мебели и другие свидетельства достойного дохода, но и некоторая запущенность, в плане уюта, ее жилища. Почему никто из ее многочисленных друзей не возьмется поддерживать там уют? Может, она сама отказывается?