| 9:33p |
Лантенак
Вспомнился почему-то "Девяносто третий год" Виктора Гюго (кстати, только недавно, начав изучать французский, узнал, что на самом деле он, оказывается, Юго - век живи, век учись:)).
Так вот, лично у меня концовка романа всегда вызывала ощущение скомканности. Такое впечатление, словно издатель торопил автора закончить роман поскорее, хоть я и знаю, что это не так.
Симурдэн казнил Говэна и застрелился - что и требовалось автору. Их линии закончились. Мишель Флешар нашла наконец своих детей - и тут больше рассказывать не о чем. Но что дальше произошло с Лантенаком? Вот что было бы интересно узнать.
Этого старика на всём продолжении романа поддерживала лишь ненависть к грёбаному новому порядку, при котором никак нельзя быть маркизом. Ему было бы трудно в чём-то измениться. Но как ему остаться неизменным после такого? Вспомните, Говэн ведь для него не просто враг, а предатель - аристократ, вставший на сторону цареубийц; вряд ли Лантенак мог бы вообразить большее моральное падение. И вот, значит, это воплощение зла жертвует собой, чтобы спасти его, Лантенака. Что он при этом подумал, что почувствовал?
Сложно представить, чтобы после этого Лантенак продолжал резать республиканцев, как ни в чём не бывало. Ещё сложнее вообразить, чтобы он перестал их резать.
Странно, что Гюго даже крешком не коснулся этого вопроса.
Кроме того, я считаю, что Денис Евсюков должен быть расстрелян. |
| 10:15p |
Стереотипы
Живучая всё-таки штука стереотипы. Скажи "якобинская диктатура" - и сразу представляются реки крови, безостановочно работающая гильотина, головы валятся одна за другой...
И ведь я же знаю, что якобинцы в то время, когда стояли у власти, ежедневно гильотинировали в среднем по пять человек. Для времён гражданской войны, дикого разгула спекуляции и постоянной угрозы голода - просто семечки.
А всё равно - при слове "якобинцы" или "Робеспьер" перед глазами возникает что-то этакое.
Странно устроен человек. |