Пиар: ХОРОШО!


При всем отчаянном несогласии с социэтическими и историософскими концепциями уважаемого  А. Немировского ака wiradhe@lj , известного также как Могултай, по прочтении отрывков из его трудов, утверждаю, что как историк древности он не просто высочайше профессионален, но и прямо продолжает традиции великих школ XIX века. Однако стихи его, если я все еще хоть что-то смыслю и чувствую, это вообще что-то с чем-то. Никак не хуже, возможно даже - и лучше моих. Такое, други, от меня, поверьте, не часто услышишь. В связи с чем, любителям как истории, так и поэзии, а еще лучше, и того, и другого, - рекомендую.


Своя весна.
Вариация на мотив «Все, способные держать оружие...»

А вот еще параллельный мир, где Бек получил свое:
не в тех смыслах, что пулю в висок, а в общем, наоборот.
И гот отразил щитом Закат и взял Восход на копье:
от Рейна до степей стоит один великий народ.
И опустели лагеря: живые вернулись жить,
невинно убитые мертвы – ушедшего не вернешь.
По сотням округов не зря был дан приказ забыть;
забыт и тот, кто лег под нож, и тот, кто поднял нож.
Воистину властен имперский мир! Играют в одной траве,
и делят друг с другом девок одних, и служат в одних войсках
и те, у кого отцы берегут руну на рукаве,
и те, у кого берегут отцы размытый счет на руках...
«Кстати, об оберсте фон Черных – так он черкес или тюрк?»
«Хауптман Друтцки сказал вчера, что оберст тоже еврей».
И стражу на Рейне гонит на Рейн бецирк Екатеринбург,
и парни Швабии стоят дозором на Днепре!
Когда истевон, и сорб, и летт не разнились меж собой,
в низовьях Эльбы, большой реки, царил один Закон:
«Любой имеет право на суд, и право на хлеб – любой!
Да будет конунг мечом племен, и тинг – защитой племен!»
И снова правит этот закон, и держит нам стол и кров,
прижат сапогом язык лгунов и подать их тяжела.
Как кривые кости, что плохо легли, двадцать гнилых веков
военачальники страны смахнули со стола!
А как зовут тебя, Город мой, что взял над всеми верх?
«Имен мне много - без словаря не обойтись никак:
на западе люди говорят – высокий Кенигсберг,
к восходу – Царская Гора, а к югу – Султан-даг!»
И не смущают до поры победоносный сон
могучих подданных твоих и грозных твоих царей
ни божественный ветер крылатых стай безумной страны Ниппон,
ни авианосцы англичан – Правители Морей.

На рассказ Набокова о Мире Белочкиной.

Кровь ненавидеть всем сердцем надо, а бояться ее не надо.
Потому что бояться ничего не надо.

Миру Белочкину взяли в переполненный вагон,
повезли куда-то к шуту на германские хлеба,
а потом она вдохнула очень вредный газ циклон, -
вот такая вышла злая, неприятная судьба.
А потом слетелись суки из восьмидесяти стран
и пролили море слёзок над могилой над ее,
а потом все это сплыло прямо к Вовочке в роман,
чтобы он увековечил Миры бедное житье!
Я солдат Малик Дауда, я той Мире не чужой,
я ей в некотором роде друг и в чем-то даже брат,
и, качая все видавшей аморейской головой,
говорю тебе, Володя: извини-подвинься, гад!
Испокон веков народы враг врага берут в мечи,
и убитыми сегодня кроют выбитых вчера,
и идет под звуки лютен у огня большой печи
в человеческие кости бесконечная игра!
Мы - позорище Адама, мы - содружество убийц,
мы должаем черепами и выплачиваем смерть,
и читаем наши счеты по губам сожженных лиц,
докрасна каля бомбежкой неба ласковую твердь.
В наших играх есть приемы, что во славу игроков –
мы щадим по клятве женщин, мы берем на слово в плен,
мы достаточно учились все четыреста веков,
чтоб вести дела с комфортом и давать добро взамен!
A в СС сбивали планку, что мы ставим на войне,
и нещадно провинились справедливости земной,
но твое-то верещанье не о мере и цене,
а о Самой Сути Дела, здесь представленного мной!
Перед этим испытаньем все мы, на хрен, заодно,
Мира, немцы, я и янки,  все сплелись в единый ком,
кто ты, кто ты, дачный мальчик, чтоб, слегка косясь в окно,
проповедовать нам Братство двуязычным языком?
Ты сидишь за частоколом под щитом одной из стай -
и хулишь законы стаи, где стоит: «Война и Враг»!
Мне эсэсманн, к черту, ближе, чем такой, как ты, вихляй -
с ним я, в общем, рассчитаюсь, а с тобою вот никак.
Так что, господин хороший, отводи свои войска
и не трогай наших мертвых, обходительно скорбя,
а не то смотри, любезный: впредь до нового свистка
мы забудем друг про друга – и возьмемся за тебя!