In memoriam. ОВЕЧКА

Заслуги историка Вадима РОГОВИНА, безвременно скончавшегося чуть более десяти лет назад, бесспорны. Он был одним из первых серьезных исследователей, решившихся разобраться в перипетиях первых "советских" десятилетий объективно, отринув соблазны сиюминутной публицистики. Конечно, правы и критики, упрекающие Вадима Захаровича в излишней снисходительности к "левым", от Троцкого до Зиновьева/Каменева, но, с другой стороны, не столь уж многим дан свыше дар полной объективности, тем паче, если объекты изучения столь масштабны, сколь, вне сомнения, были "вожди Октября". В любом случае, в смысле фактов Роговин был неизменно скрупулезен. А теперь прошу прощения за длинейшую цитату, без которой никак...
Чтобы оправдать в глазах партии чрезвычайные меры, Сталин впервые выступил с тезисом об обострении в стране классовой борьбы. В этих целях он осуществил первую крупную провокацию, ставившую цель возложить вину за экономические трудности, порожденные ошибками партийного руководства, на "вредительство буржуазной интеллигенции". К апрельскому (1928 года) пленуму ЦК и ЦКК, созванному для обсуждения путей выхода из хозяйственного кризиса, им было сервировано новое острое блюдо в виде сообщения о "шахтинском деле". ОГПУ, лишенное теперь всякого контроля со стороны лидеров левой оппозиции, приступило к подготовке первого судебного подлога. (...) Бухаринская "тройка" не только не предприняла попыток разобраться в этом "деле", а фактически поддержала практику фальсифицированных процессов. При обсуждении "уроков" шахтинского дела на апрельском пленуме Рыков заявил о том, что партия не должна руководствоваться абстрактным принципом наказания виновных по справедливости, что к вопросу об аресте нужно подходить не столько с точки зрения интересов нашей уголовной практики или принципа "справедливости", сколько с точки зрения нашей "большой политики"[1]. Спустя несколько месяцев Бухарин, рассказывая Каменеву о разногласиях "тройки" со Сталиным, утверждал, что в некоторых вопросах Сталин "ведет правую политику". В подтверждение этого Бухарин сообщил, что Сталин предложил не расстреливать подсудимых по шахтинскому делу, тогда как "мы голоснули против" этого предложения[2].
Согласитесь, здорово. Вредители предъявлены, народ успокоен. Что предъявленны под видом "вражин" вовсе не вражины, хотя и не совсем овечки, это, конечно, нехорошо. Но в переломные эпохи такое много где случалось и еще не раз случится. Однако обратите внимание, други: насчет интересов "большой политики", которые выше таких мелочей, как закон и справедливость, втолковывает ЦК не "кремлевский горец" (который вроде бы "задумал эту первую провокацию", а никто иной, как "народолюбец" Александр Иванович Рыков. И круче того: когда дело уже на мази, именно "душегубец и мужикоборец" выступает против расстрела обвиняемых. Логика человека из Гори ясна: процесс идет, нужное впечатление произведено, так зачем же убивать тех, кто, в сущности, не слишком виноват? Увы, хотя слово Сталина звучит уже весьма веско, он еще не всемогущ, и Коля Бухарин, "любимец партии" и "защитник мужика", по итогам не без удовольствия отмечает, как красиво он сотоварищи указал Кобе на место, на корню обрубив такое примиренчество.
Забавно, правда? Не знаю, други, кому как, а мне сдается, что прозвучавший ровно 72 года и несколько часов назад, в первые минуты 16 марта 1938-го, предсмертный крик души Николая Ивановича - Коба, зачем тебе нужна моя смерть? - был изначально обращен в пустоту. Вполне может статься, что в глазах адресата друг-"Бухарчик" умер задолго до того. Аккурат тогда, когда не целесообразности ради , но из мимолетной прихоти отказал в жизни нескольким безвестным инженерам.