Еxcudent alii spirantia mollius aera
(credo equidem), uiuos ducent de marmore uultus,
orabunt causas melius, caelique meatus
describent radio et surgentia sidera dicent:               
tu regere imperio populos, Romane, memento
(hae tibi erunt artes), pacique imponere morem,
parcere subiectis et debellare superbos.'
Publius Vergilius Maro
Aenēis, VI, 847—853

Молотом пусть душу в бронзе живую разбудят другие,
Лики живее живых из глыб пусть другие ваяют,
Лучше пусть тяжбы ведут и движенья небесного круга
Чертят по белому черным, затменья светил  возвещая...
Твой же, о римлянин, долг — полновластно народами править,
В этом искусство твое — предписывать миру законы,
милость покорным дарить и силой смирять непокорных.
Публий Вергилий Марон
Энеида, VI, 847—853 


2763 года назад, рано утром 21 апреля 753 года до Р.Х.., как бы ни исходил пеной Тарутий, нагло требующий перенести дату аж на полгода  назад, что, естественно, авторитетные люди, взять хотя бы Варрона и Цицерона, всерьез не воспринимают, полагая разве что забавным парадоксом, братья Ромул и Рем, хотя, впрочем, возможно, и не братья вовсе, а просто, как полагает кое-кто, братки, вожаки двух соседних бригад, на что, кстати, очень похоже, учитывая почти полное отсутствие среди участников прекрасного пола, решив, что по лесам всю жизнь не пробродишь и пора обустраиваться хоть сколько-то по-людски, приступили к основанию в самой что ни на есть глуши, на холме Палатин,  заросшем колючкой до такой степени, что даже  этрусская стража с ордерами на арест надоевших всей округе бродяг старались туда не соваться, поселок слегка  городского типа. Учитывая темперамент и взгляды на жизнь обоих компаньонов, дело сперва пошло не по понятиям, однако проблемы быстро разрулились, так что уже вскоре после полудня уцелевший, хотя, надо полагать, изрядно помятый  Ромул торжественно возвестил Urbi et Orbi ооб окончании официальной части и  начале банкета. И никто, ни люди, ник окрестные волки, ни палатинские божки, ни даже настоящие боги далекого Олимпа, короче говоря, совсем-совсем никто, ни одна душа, хоть живая, хоть бессмертная, не знала в тот судьбоносный миг, чему положено начало и какой finis увенчает opus...