In memoriam. ГЕНИЙ И ЗЛОДЕЙСТВО


 

Человек слаб. Идеалы и принципы, вступая в конфликт с прозой жизни, зачастую уступают позиции. А стыд приходит уже потом, post, так сказать, factum. Допускаю, более того, почти уверен, что 4 мая 1838 года Павел Васильевич Энгельгардт вспоминал, как один из самых нехороших дней своей жизни. Около двух лет он,  в соответствии с убеждениями, воспринятыми, несомненно,  от покойного батюшки Василия Васильевича, известного в свое время "хохломана" (термин "украинофил" в те времена еще не вошел в обиход), отказывал петербургским ходатаям, назойливо стремившимся выкупить у него  крепостного парня по имени Тарас, чьи дарования он, отставной поручик Энгельгардт, не только первым заметил и оценил, но и вложил немалую часть своих скудных средств в их шлифовку. Упорство Павла Васильевича понятно и объяснимо: зная жизнь, он едва ли мог сомневаться в том , что  коварные москали намерены, любой ценой вырвав гения из-под надежной защиты старшего друга и спонсора, превратив его в "юридически  ответственное лицо", так или иначе (соблазнами ли, перед которыми едва ли способна устоять чистая крестьянская душа, интригами ли) погубить в зародыше только-только распустившийся цветок малороссийского возрождения. С другой стороны, прямо и категорически отказать волкам в овечьих шкурах, чиновным, сановным и с выходами аж на царский двор, скорее всего, активно завязанный в интриге, провинциальному помещику было не с руки, и выход был найден в назначении огромной, запредельной суммы выкупа, красноречиво, но не вызывающе разъяснявшей всем этим брюлловым и венециановым, что их тайный умысел  разгадан. Но, повторяю, слаб человек. Мгновенно, без торга брошенные на стол, возникшие словно бы из ниоткуда, при помощи все того же царского двора (что окончательно подтверждает наше предположение) деньги, решили вопрос. В конце концов, упорствовать в защите Тараса и далее означало бросить открытый вызов властям предержащим, да и материальное положение  Павла Васильевича оставляло желать много лучшего, а 2500 рублей закрывали все дыры. Москали могли торжествовать: они добились своего. Обретя формальную свободу, будущее знамя украинской национальной сознательности, так и не осознавшее всей трагичности случившегося, семимильными шагами двинулось навстречу тяжелым комплексам, алкогольной интоксикации и безвременной, вполне возможно (от москалей всего можно ждать) насильственной смерти.