In memoriam. HISTOIRE D'AMOUR

 

Нужды в бабах Луи не испытывал с 13 лет, с тех самых пор, когда мама велела мадам де Бове разъяснить сыну, что к чему и что куда. Расчет был точен. С этого судьбоносного момента, увлеченный охотой на все, что шевелится, тинэйджер, как вспоминал позже Амедей Рене, «не задавая вопросов, покорно подчинялся матери и Мазарини; при обсуждении государственных дел он откровенно скучал, думая лишь о том, как улизнуть к утехам Амура». А в девятнадцать, встретив Марию Манчини, племянницу кардинала, «по биению своего сердца и другим признакам» понял, что влюбился. Впервые. Это была красивая история. Марии, судя по всему, было глубоко параллельно, что кто есть Луи,   для нее важно было, что это её Луи. Она ничего не требовала, но бойфренд, до тех пор редкостный шалопай, чтобы не ударить в грязь лицом перед очень образованной девушкой, отличавшейся, по словам мадам де Лафайет, «необыкновенным умом и силой духа», всерьез засел за книги, выучил её родной итальянский и латынь, которую она знала в совершенстве, увлекся искусством, в котором она была тонким знатоком, и в конце концов объявил, что Мария, и никто, кроме неё станет королевой Франции. Что мама была в бешенстве, говорить излишне. Но в панике был и кардинал. Он выписал из Италии пять племянниц, имея в виду сделать их графинями, а то и герцогинями, он совершенно не возражал, против того, чтобы они, хоть порознь, хоть все сразу радовали короля во всех угодных ему позах, но кардинал был прежде всего политиком, а наметившийся мезальянс ставил под угрозу уже почти согласованный мир с Испанией, обязательным условием которого был брак Людовика XIV Бурбона с инфантой Марией-Терезией. Мазарини использовал всю силу убеждения, поставив на карту свою должность, чтобы уговорить воспитанника не оказывать егог семье столь высокую честь, но тщетно. Король не хотел ни слышать, ни понимать. Услышала и поняла Мария. «Давая волю своему сердцу, - написала она Луи 19 мая 1660 года, - мы должны твердо держать под контролем свой разум; проводить четкую грань между нежностью любовника и решениями монарха; не допускать, чтобы возлюбленная, как бы ни была она дорога, из искренней нежности, тщеславия или расчета становилась препятствием государственным делам. Как ни кричит от боли сердце, я хочу и молю Господа, чтобы мой герой вел себя, как подобает коронованной особе». В тот же день Мария Манчини покинула Лувр. Луи, не сразу поверив, что все кончено, ежедневно слал ей умоляющие письма, но ни на одно не получил ответа. В конце концов, он велел отвезти к ней свою любимую собачку, но и на сей раз девушке достало твердости не поблагодарить короля за подарок, который, однако, как вспоминала позже она, «доставил горькую, мучительную радость». Так все и кончилось. Они, правда, увидесь еще однажды, в день ее отъезда из Франции. Всего на несколько минут. Разумеется, не наедине. Затем Мария вернулась в Италию и вышла замуж за князя Колонна, красавца и богача, одного из знатнейших вельмож Рима. Позже написала (анонимно, но кто ж не знал имени автора?) знаменитую «Apologia» - исступленное объяснение в любви к «самому сильному и мудрому монарху всех времен, моему солнечному рыцарю», а в 1679 году, уехав на прогулку за город, исчезла неведомо куда. Жизнь же Людовика Великого с того моменты известна едва ли не поминутно. Никогда не улыбавшийся памятник самому себе, воплощенное величие Франции, он прожил долгую, очень долгую жизнь, пользуясь, как пишет тот же Амадей Рене, «женщинами по мере надобности, но ни одну не впуская в сердце». Имя третьей племянницы Мазарини не было запрещено упоминать в Лувре, а затем и в Версале, но и без запрета три поколения придворных знали, что делать это, дорожа карьерой, не стоит, и там, куда Его Величество изволит заходить, не должно быть изображений неназываемой. Лишь 2 сентября 1715 года, при описи личного кабинета усопшего накануне Короля-Солнце, в шкатулке с гравировкой La lumière de mon coeur – Свет моего сердца  был найден медальон с портретом Марии, связка старых писем и томик «Apologia»...