In memoriam. ГУМАНИСТЫ

 

"Истинное и единственное наслаждение -
наслаждение чистой совестью".
Эразм Роттердамский

"Похвально всякое состязание в добродетели".
Ульрих фон Гуттен

Ульрих фон Гуттен, рыцарь и гуманист, крепко дружил с Эразмом из Роттердама, тоже гуманистом, но с Большой Буквы, чтимым и популярным в Европе от Польши до Португалии настолько, что описать это вкратце просто невозможно, Достаточно сказать, что даже юноши из Исландии, бросив свои хутора, плыли за море, чтобы поговорить с ним, причем отцы не возражали, хотя это был прямой ущерб для хозяйства, для которого минус пара крепких молодых рук - прямой ущерб, Ватикан умолял (Боже, причем тут взгляды, мы же взрослые люди!)  принять  сан кардинала, а монархи Европы, даже  своенравный Генрих Английский, считали за честь получить от величайшего мудреца эпохи хотя бы коротенькую записку с подписью "Ваш близкий друг Erasmus".  При всем при этом, повторюсь, не было у Эразма друга, ближе Ульриха. Они не раз встречались, а когда не встречались, писали друг дружке чуть ли не ежедневно, обсуждая важнейшие вопросы своего непростого времени - лицемерие попов, с которым пора что-то делать, своеволие власть имущих, которых необходимо усовестить, оскудение и одичание народа, что крайне гадко и постыдно, поскольку Человек это звучит гордо, а права человека превыше всего. Себе на беду, Ульрих дружил еще и с Францем фон Зиккингеном, прославленным рубакой, но парнем, простым до крайности, читать и писать сроду не умевшим, однако весьма любознательным и неравнодушным, короче говоря, идеальным слушателем черновиков статей и набросков писем к великому роттердамцу. И когда однажды Франц, выслушав очередную порцию свеженького, грохнул пивной кружкой по дубовому столу и заявил, что, блин, так дальше жить нельзя, потому что лицемерие попов и своеволие власть имущих конкретно достали, а права человека превыше всего, и типа есть еще несколько сотен славных парней, дружащих с мечом и уважающих гуманизм, и все уже решено, так что, давай, брат, дело делать, а не языком трепать, Ульрих не смог, а возможно, и не захотел отказаться. Увы, мятеж рыцарей, хотя и грянул громко, был недолог; нескольких сотен славных парней в латах оказалось совсем недостаточно, чтобы встряхнуть Германию, и Франц погиб от осколка каменного ядра, а Ульрих, преследуемый теми, кто был обижен на него за острые памфлеты, кинулся в бега, нигде не находя помощи, потому что люди боялись, - и в конце концов, больной, босой, без гроша в кармане добредя до Базеля, постучался в дверь дома, куда ищейкам не было ходу. Постучался раз, и два, и три, но дверь  оставалась закрытой, хотя изнутри тянуло уютным теплом, и запахом ужина, и в подсвеченном окошке с зелеными ставнями, знаменитыми ставнями эразмова кабинета, мягко плясали тени, и сколько ни стучал Ульрих, и сколько он ни кричал, прося хотя бы несколько грошиков на сапоги и немного еды, дверь так и не отворилась, - так что беглец, сорвав голос, пошел прочь.  Судьба, впрочем, сжалилась над рыцарем:  уже за городскими воротами "некий мальчик  подал кошелек с тремя полновесными талерами", которых хватило, чтобы добраться до Базеля, а в Базеле хмурый фанатик Цвингли, совершенно чуждый гуманизма, дал ему приют, однако не в городе, а на  островке Уфенау, посреди Цюрихского озера, "дабы сей беглец не смущал добрых людей своими глупейшими бреднями", где Ульрих фон Гуттен, рыцарь и гуманист, вскоре и скончался - за 12 лет, 9 месяцев и 17 дней до своего друга Эразма, ушедшего в лучший мир 12 июля 1536 года от Р.Х. и оплаканного всей мыслящей, чувствительной и просвещенной Европой, горько сожалевшей о потере, как все признавали, "лучшего и образцовейшего из людей, идеальнейшего творения Господня, подобного которому в мире больше никогда не будет"...


Стучит,
Стучит,
Стучит
Калитка у Эразма.
Звучит,
Звучит,
Звучит
Одна и та же фраза, -
Уже не в первый раз
И всякий раз некстати:
"Впусти меня, Эразм,
Я Ульрих, твой приятель!"

Некстати этот друг,
Здесь дело пахнет риском.
Впусти его, а вдруг
Пожалуют паписты?
Вот будешь ты хорош!
Они шутить не любят.
И друга не спасешь
Тем, что тебя погубит.

Стучит,
Стучит,
Стучит
Калитка в старом доме.
Спешит,
Спешит,
Спешит
За Ульрихом погоня.
Видать, на этот раз
Его злодеи схватят.
Впусти его, Эразм,
Он Ульрих, твой приятель!

Но дружбы путь тернист,
И выдан был папистам
Великий гуманист
Великим гуманистом.
Смирил свой гордый дух
Мыслитель, тихо плача:
"Прости меня, мой друг!
Сейчас нельзя иначе!"

Обманчивы друзья,
А недруги - надежны.
Сейчас нельзя, нельзя!
Когда же будет можно?
Чтоб в этой жизни стать
Гуманным человеком,
Неужто нужно ждать
Семнадцатого века?

Стучит,
Стучит,
Стучит
Калитка - все напрасно.
Она надежный щит,
Когда вокруг опасно.
Глас жертвы - божий глас,
А жертва на пороге.
Как видно, ты, Эразм,
Совсем забыл о боге.

Эразм,
Эразм,
Эразм,
Какое вероломство!
Глас жертвы - божий глас,
Прости тебя, потомство!
Но время, как на грех,
Не делает нам скидки.
Уже который век
Стучит твоя калитка. 

Феликс Кривин