Заключительным актом присоединения Колхиды к России, как и в Восточной Грузии, стало решение церковного вопроса. А вопрос этот был куда как непрост. Еще в 70-х годах 15 века, когда Грузия трещала по швам, а остановить распад не было возможности, царь Баграт VI, сохранивший власть только над Западной Грузией, сделал достаточно неординарный шаг. Воспользовавшись тем, что в это время Грузию посетил Михаил, патриарх Антиохии и Иерусалима, он задержал иерарха и приказал ему рукоположить «своего» архиепископа в «сепаратные» Католикосы «Лихт-Имери и Абхазети», а также идеологически обосновать это мероприятие. Политические мотивы требований Баграта были столь же очевидны, сколь и абсолютное несоответствие их канонам. С церковной точки зрения Мцхетский престол был единственно законным. Но бедняге Михаилу выбирать было не из чего, к мученичеству он, судя по всему, относился отрицательно, а в случае согласия со стороны Баграта, несомненно, светили серьезные выгоды для давно уже прочно находящегося «под мусульманами» и отнюдь не процветающего Антиохийско-Иерусалимского патриархата. Так что Михаил не только рукоположил кого надо куда следует, но составил обширные «Заповеди веры», доказывающие, что никакого церковного единства в Грузии нет и быть не может, поскольку, дескать, апостол Андрей проповедовал христианство в Западной Грузии, а святая Нино в Восточной. Абсурдность и политизированность данной идеологемы были очевидны, как очевидно было и то, что создание «сепаратного» Патриархата в перспективе играет на духовный раскол только начавшего формироваться грузинского этноса. Тем паче, что позже возникла тенденция к дальнейшему дроблению: владетельные князья Самцхе (Аджария) почти добились того же, и «принцип домино» был остановлен лишь благодаря ускоренной исламизации Самцхе, сделавшей создание очередной «сепаратной» церкви неактуальным. Мцхета протестовала, приводила аргументы, но их мало кто слушал. Тем паче, что усиливающимся туркам такой расклад пришелся очень по душе (они впоследствии всемерно покровительствовали Имеро-Абхазкому Патриархату), а у Восточной Грузии, вскоре попавшей под пресс шахов Тхахмаспа и Аббаса, появились намного более насущные проблемы. В общем, status quо  установился по Аугсбургской формуле («Чья власть, того и церковь»). С присоединением грузинских царств к России ситуация изменилась. Упразднение престола Католикоса-Патриарха во Мцхете, хотя и ударило по чувствам некоторых слоев общества, с канонической точки зрения было актом безупречным, основываясь на принципе «единоглавия», подтвержденного четырьмя (!) Вселенскими Соборами, однако на саму по себе ГПЦ никто не посягал, утвердив ее в статусе экзархата - автономного подразделения единой государственной церкви. Логику этого шага поняло и признало даже высшие тбилисские иерархи. Зато с «Имеро-Абхазетским» Патриархатом дело обстояло совершенно иначе. Неканоничность его существования бросалась в глаза, и хотя иерархи Западной Грузии настаивали на создании отдельного экзархзата, удовлетворить эту житейски вполне понятную просьбу Синод не счел возможным, поставив на повестку дня вопрос о восстановлении церковного единства Грузии. А поскольку личностные противоречия между высшими чинами двух родственных церквей оказались, как всегда в таких случаях непреодолимы, эпархом Грузии был назначен «внешний управляющий» - Феофилакт Русанов, в 1814 году осуществивший объединение двух Патриархатов под канонической властью Мцхеты. Пользу или вред нанесла духовному единству грузин такая мера, судить не мне, однако следует отметить: без осложнений она не прошла. Резкий слом сформировавшихся за три века системы отношений (не будем забывать, что Церковь в Грузии была и крупнейшим феодалом) ударило не столько по духовным, сколько по материальным интересам тысяч людей. Массовое недовольство новыми принципами налогообложения (вместо баранов и вина теперь почему-то требовали деньги), умноженное на местные амбиции («А с какой стати Мцхета нам указ? Мы что же, раньше веровали неправильно?!») и усугубленное агитацией сотен сельских батюшек, в итоге сокращения епархий оставшихся без приходов, насчет «пришествия Антихриста» обернулось в 1819-1820 годах весьма широкими волнениями, вскоре переросшими в восстание (учитывая роль и активность в событиях низших слоев черного духовенства, данное движение можно охарактеризовать как «православный талибан»). Ситуацией, разумеется, не преминули воспользоваться и «прошлые люди» - от епископов, не получившим вожделенный сан самостийного экзарха до претендентов на престолы Имерети и Гурии. Однако российские власти среагировали быстро и точно. Правильно осмыслив опыт событий 1804 года в Картли и 1812 года в Кахетии, они, не пренебрегая силовыми методами, в частности – высылкой наиболее оппозиционных лидеров «элиты», пошли навстречу крестьянам, выполнив их основные требования по финансовой части. После чего массовое движение сошло на нет, а «политически сознательные» князья и претенденты, одиноко и бессмысленно  попартизанив в горах, ушли туда, откуда и пришли – в Турцию. Единство Грузинской Церкви было восстановлено окончательно и бесповоротно.