|
|
Пишет putnik1 (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} putnik1)@ 2010-09-15 13:03:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
CIVES ROMANORUM ESSE!
Интересная все-таки сущность - Империи. Бывают, они подгнивают и даже вовсе гниют, в период безвременья собственных граждан ставя "ниже зверей лесных", как сказал когда-то Тиберий Гракх; они умеют быть не только равнодушны к своим, но и беспощадны. Однако и в этом случае христианин Шимон ака Петр долго и тяжко умирает на кресте, тогда как Шауль ака Павел, такой же христианин, но cives romanorum, играючи теряет голову на плахе. И Цицерон, задаваясь вопросом "Можно ли сравнить самого высокопоставленного галла с самым незначительным римским гражданином?", не затруднял себя ответом. Ибо, как отметили в "Энциклопедии" г-да Дидро и Даламбер, "Даже в провинциях гражданин не подчинялся произволу проконсула или пропретора, не говоря уж о местных царях. Слова "Я - римский гражданин!" тотчас же обуздывали этих мелких тиранов". И это, как ни крути, правда. Пусть мир рушился, пусть optimati приватизировали ager publicum до последнего гектара, пусть princeps был последним чмом, пусть limes сужался, как шагреневая кожа, а provincii отпадали десятками, пусть даже сам Urbs балансировал на краю belli civili, - у любого, хотя бы и нижайшего из низких civi, претерпевшего незаслуженную обиду вне Стен, оставалось не только право прямого обращения к Сенату и Народу, но и уверенность в том, что обращение будет услышано. И пока оно было так, никто не сомневался: Империя жива.
Интересная все-таки сущность - Империи. Бывают, они подгнивают и даже вовсе гниют, в период безвременья собственных граждан ставя "ниже зверей лесных", как сказал когда-то Тиберий Гракх; они умеют быть не только равнодушны к своим, но и беспощадны. Однако и в этом случае христианин Шимон ака Петр долго и тяжко умирает на кресте, тогда как Шауль ака Павел, такой же христианин, но cives romanorum, играючи теряет голову на плахе. И Цицерон, задаваясь вопросом "Можно ли сравнить самого высокопоставленного галла с самым незначительным римским гражданином?", не затруднял себя ответом. Ибо, как отметили в "Энциклопедии" г-да Дидро и Даламбер, "Даже в провинциях гражданин не подчинялся произволу проконсула или пропретора, не говоря уж о местных царях. Слова "Я - римский гражданин!" тотчас же обуздывали этих мелких тиранов". И это, как ни крути, правда. Пусть мир рушился, пусть optimati приватизировали ager publicum до последнего гектара, пусть princeps был последним чмом, пусть limes сужался, как шагреневая кожа, а provincii отпадали десятками, пусть даже сам Urbs балансировал на краю belli civili, - у любого, хотя бы и нижайшего из низких civi, претерпевшего незаслуженную обиду вне Стен, оставалось не только право прямого обращения к Сенату и Народу, но и уверенность в том, что обращение будет услышано. И пока оно было так, никто не сомневался: Империя жива.
