Войти в систему

Home
    - Создать дневник
    - Написать в дневник
       - Подробный режим

LJ.Rossia.org
    - Новости сайта
    - Общие настройки
    - Sitemap
    - Оплата
    - ljr-fif

Редактировать...
    - Настройки
    - Список друзей
    - Дневник
    - Картинки
    - Пароль
    - Вид дневника

Сообщества

Настроить S2

Помощь
    - Забыли пароль?
    - FAQ
    - Тех. поддержка



Пишет putnik1 ([info]putnik1)
@ 2010-10-13 23:12:00


Previous Entry  Add to memories!  Tell a Friend!  Next Entry
БРАТ-2 (1)



Пустоватый нынче был день. Ничего особо интересного. Зато было время заняться тем, что вроде бы и не планировалось, а вдруг захотелось. Во-первых, по итогам коротенького обмена мнениями с уважаемым [info]farnabazsatrap@lj о системе уголовных наказаний на Руси, но, главное, в связи с интересным вопросом уважаемой [info]alonna_bud@lj, по мотивам бесед о Болотникове и Пугачеве печально спросившей, неужели, дескать, все-все-все «пламенные революционеры» прошлого на кого-то работали и никто-никто по-настоящему за народ душой не болел. Вопрос, между прочим, очень интересный. На Западе-то понятнее, там «болельщики за народ» вроде Роберта Кета или Дьердя Дожи время от времени появлялись. А вот на Руси как-то странно. Насчет Болотникова и Пугачева, с которыми ясно только то, что ничего не ясно, рассуждать не рискну, но вот что касается Булавина и Разина, тут дело более или менее прозрачно. Насчет Разина, пожалуй, и поговорим. Отметив для начала, что все, по крайней мере, широко известные дифирамбы в его честь суть отнюдь не народное творчестсов, а плод вдохновения куда более поздних революционеров-народников типа Александра Навроцкого с его знаменитым, за душу берущим «Есть на Волге утес»...

Как закалялась сталь

Биография Степана Тимофеевича известна неплохо, хотя и отрывочно. Было ему под конец жизни лет сорок плюс-минус, родился он в семье бывшего посадского, хотя и «пришлого» (брат Тимофея Рази, Никифор Черток, жил в Воронеже как раз когда его племянник «гулял» по Руси и даже присоединился к нему), но авторитетного и зажиточного, сумевшего закрепиться «на низах» Дона и стать своим среди «домовитой» старшины. Во всяком случае, крестным его стал один из самых «старых» казаков Корней (Корнила) Яковлев, будущий войсковой атаман. Об отце сведений мало, даже откуда взялось прозвище, раскопать мне не удалось (единственная более или менее внятная версия гласит, что «Разя» - сокращение от «разумник»). Про мать сведений вообще нет (хотя, как следует из некоторых песен, были все Тимофеичи, Иван, Степан и Фрол, «тумами», то есть, детьми от пленной татарки). А имя самого Степана впервые всплывает в документах под 1652-й, когда он испросил разрешение сходить паломником на Соловки, поставить свечу за упокой отца. Разрешение было дано, молодой Стенька прошагал Россию с юга на север, потом обратно, с севера на юг, мир посмотрел, себя показал и вернулся домой уже бывалым и в тогдашних понятиях (странников чтили, а уж сходивших на богомолье в отдаленные места - особо) уважаемым. Видимо, женился и, не видимо, а наверняка, начал делать карьеру. В 1658-м имя его упоминается уже в списке делегатов донской «станицы» - посольства Войска в Москву. Ясно, что в это время он уже прочно вошел в круг казачьей элиты (связи связями, но в «станицы» выбирали людей умных и сообразительных). Затем становится одним из ведущих казачьих дипломатов, специализируясь на переговорах с «зюнгорцами» (калмыками, только-только явившимися в Дикое поле и ставшими естественными союзниками Дона в его постоянной войне с къырымлы). А в 1661-м вновь едет в Москву в составе «станицы», - на сей раз уже как эксперт по «зюнгорскому» вопросу. Короче говоря, карьера идет по отработанной схеме, в идеальном варианте: набравшись дипломатического опыта, уже зрелый (лет 30-35) Степан Тимофеевич пробует себя в качестве полководца: в 1663-м, с отрядом из казаков и союзных калмыков, он осуществляет рейд к Перекопу, берет богатую добычу, затем, у Молочных Вод, отбивает посланную из Крыма погоню. Отбиться и спасти обоз – это, по понятиям того времени и тех мест, признак не только таланта, но и удачи. Надо думать, после этого успеха имя среднего Разина становится популярным.

Мы пойдем другим путем

Поздней осенью 1665 года случается нечто чрезвычайное. Старший брат Степана, Иван (тоже, судя по всему, делавший на Дону неплохую карьеру), был повешен по приказу командующего русской полевой армией князя Юрия Долгорукова. Как считается, за попытку самовольно увести отряд с польского фронта домой, на зимовку. Тут, надо сказать, не все понятно. Дезертирство, тем паче, во время военных действий, конечно, поступок крайне некрасивый. Но, во-первых, речь шла явно не о трусости, а о соблюдении обычая (казаки, действительно, зимой брали «побывку»). Во-вторых, «бегунам» по тогдашним законами полагался кнут, а не петля. Главное же, служили казаки царю (опять-таки по обычаю) без особой присяги, не целуя креста на верность. То есть, получается, были какие-то очень отягчающие обстоятельства. Скажем, что-то вроде попытки вооруженного бунта. Юрий Алексеевич был человеком сурового нрава, а постоянные измены малороссийских казаков, видимо, заставляли и его, и других воевод очень серьезно относиться к эксцессам, связанным с казачьим своеволием. Как бы то ни было, отряд Ивана Тимофеевича был остановлен и возвращен назад, а возмутитель получил «вышку», что, скорее всего, сыграло в дальнейшей судьбе младших братьев примерно такую же роль, какую много позже казнь Александра Ульянова в жизни его меньшого братишки Володи. В любом случае, с этого момента Степан Тимофеевич имел все основания не любить «бояр со князьями», а возможно, даже и лелеять втайне мечту при случае с ними поквитаться. Кстати сказать, сомнения некоторых историков в том, была ли казнь Ивана вообще или придумана позже, кажутся неубедительными: чтобы успешный карьериствдруг так круто изменил свою жизнь, как это произошло со Стенькой, нужны были крайне веские причины, и ничего убедительнее данного сюжета просто в голову не приходит. В любом случае, в интервале между 1665 и 1667 годами средний Разин, отныне ставший старшим, начинает, как тогда говорили, «чудесить».

Конечно, Вася!

Верховья Дона, надо сказать, были места неспокойные. Испокон веку там отсиживались в земляных поселках, пересиживая худые времена, ватаги лихих людей, гулявших по Руси, а после 1649 года, когда Земский собор окончательно прикрепил крестьян к земле, туда же потянулись и беглые. В 1650-м возник даже целый «разбойный городок» Рига. Закона эти парни никакого не знали, делали вылазки на Волгу, грабили караваны, иногда позволяли себе даже задевать донцов. В конце концов, Москва дала Войску полномочия поступать «по вашему войсковому праву». Казаки учинили серьезный поход, Ригу взяли и сожгли, доложив, что «все исполнили, а многих казнили смертию, чтоб другим было неповадно приходить на Дон с таким воровством». Но остановить приток беглецов было невозможно, к тому же теперь, опасаясь доставать Войско, они бежали уже не в «ничьи земли», а прямо на Дон, надеясь как-то вписаться в казаки. Кого-то «домовитые» принимали, пристраивали к хозяйству, но предложение сильно превышало спрос, и Войско оказалось перед сложной дилеммой. Наплыв голытьбы, которой надо было, как минимум, хотя бы что-то кушать, реально мешал жить, а выгонять обратно «в Москву» означало нарушить важнейший казачий принцип, на котором, собственно, и стояла автономия Войска – «с Дону выдачи нет». С другой стороны, наличие толпы готовых на все оборванцев давало возможность сыграть свою игру энергичным казакам, имевшим свои взгляды на жизнь. Первым момент поймал некий Василий Родионович Ус, видимо, из «домовитых», с авторитетом и военным опытом, но бывший не в ладах с войсковой администрацией. То ли сам метил в атаманы, но не прошел, то ли еще что, однако в 1666-м он собрал довольно крупную (тысячи полторы) ватагу «голытьбы», объявил себя «особым» атаманом и повел толпу наниматься на цареву службу. Просто и без затей: вышел «в Русь», встал лагерем под Тулой и послал гонцов в Белокаменную. Мол, здрасьте, вот и я. Москва такую инициативу, понятное дело, приветствовать не стала, тем паче, что и война с Польшей шла к концу. Усу прислали отказ и повеление возвращаться, откуда пришел. Василий Родионович, однако, к этому времени и сам уже далеко не все держал под контролем. Как вело себя его «войско» в ожидании «царевой службы», нетрудно себе представить, а к тому же оно постоянно росло за счет примыкающих «людей длинной воли», и не только беглых, но, главным образом, всяческого уголовного элемента. Решать вопрос пришлось экстренными мерами, благо воеводой в Туле сидел боевой генерал Юрий Барятинский, ни умом, ни волей не обиженный. Решено было Уса пригласить в Тулу и взять под арест, а его «войско» разогнать силой. Впрочем, получилось слегка по-другому. Непонятно как (то ли сбежал, то ли предупредили), но ареста Василий Родионович избежал, а избежав, сообщил ватаге, что, дескать, нарываться не собирается, государю не враг, так что уходит на Дон, а все прочие пусть поступают, как хотят. Ушли вместе с «особым» атаманом, понятно, почти все «добровольцы»: одно дело пить-гулять да выпендриваться, но совсем другое - драться с силами правопорядка. Такое разумное поведение в Москве оценили. Войска Барятинского, конечно, сделали рейд по «верховым» городками (раз уж собрались, так отчет же давать надо), каких-то беглых похватали и увели, но с Войском, к авантюре Уса явно никак не причастным, обострять отношения не стали. Да и самого Василия Родионовича, отныне прочно осевшего на «верхах», можно сказать, простили: за свое «своевольство» он отделался по минимуму, штрафом, хотя и серьезным, в размере царского жалованья за год.

Электоральная демократия

Вопрос переизбытка пришлых, однако, стоял остро. Начались раздоры между «низом» и «верхом». К тому же, после подписания в 1667-м мира, из Москвы пришел запрет «задирать» татар и турок (Дума была в курсе планов Стамбула и менее всего хотела, только-только уладив дела с одной великой державой, провоцировать другую). Чтобы решать, что делать дальше, собрали круг. Войсковой атаман Яковлев, крестный Степана, твердо стоял на том, что «какова государева воля, таково и нам стояти», однако Стенька выставил свою кандидатуру в войсковые, предложив альтернативную программу – плюнуть на все запреты и «жить по старине». То есть, продолжать набеги во все стороны, «шарпать и дуванить» все, что плохо лежит, в идеале, не только в Крыму, но и на привыкшем к покою богатом южном побережье Черного моря, в самой Турции. А поскольку выйти в море мешает турецкий Азов, так взять его нафиг, «как отцы наши брали». В общем-то, надо сказать, действительно, брали, лет за 25 до того, но тогда это была операция, осуществленная всем Войском и хотя не по прямой воле Москвы, но при ее благодушном молчании и с полного ведома. А то, что предлагал Степан, хотя, конечно, «голытьбе» очень нравилось, но – и серьезные люди, вплоть до Уса, к которому молодой претендент на булаву тоже посылал, это хорошо понимали, - крепко и противно пахло плахой. Поэтому Войско от авантюры отказалось. Причем в максимально жесткой форме. Атаманом остался опытный и осторожный Корнила, а Стенька, насмерть обиженный, собрав ватажку полных отморозков, ушел на речку  Иловлю, отстроил Ригу и начал зазывать к себе всех желающих, тут же от своего имени принимая их в «казаки донские войсковые». Судя по сохранившимся документам, «старые казаки о том гораздо тужили», к сорвавшемуся с цепи сыну Рази посылали «увещевателей». Тщетно. Степана уже несло по полной программе, благо ватага  выросла под две крикливых и голодных тысячи ртов. «Под себя» (старый авторитет работал), он разжился деньгами у воронежских купцов, закупил порох и свинец, отстроил челны и весной 1667 года двинулся в поход. Естественно, не на Азов, поскольку прекрасно понимал, что там ему заступит дорогу Войско, с которым его сброду не совладать, а в другую сторону – на Волгу. Между прочим, не исключаю даже, что по согласованию с крестным. Проблема с «голытьбой» уже перезрела, как-то решать ее, не доводя дело до резни на Дону было необходимо, так что действия Степана (если только пойдет не на «юга») вполне согласовывались с интересами Черкасска. Вполне вероятно, что было Разину обещано даже заступничество в будущем (если речь шла о чистой уголовщине, амнистии в России применялись достаточно широко). 

Место встречи изменить нельзя

В общем, процесс пошел. Первым же громким делом банды стал разгром «государева» каравана судов с хлебом и товарами, принадлежащими царю, патриарху и богатейшему купцу Шорину, одному из четырех крупнейших олигархов Москвы, имевших чин «гостя». Вели себя при этом, мягко говоря, не по-христиански. Людей зверски пытали, вымогая деньги, затем убивали. Пытками баловался и сам атаман – он лично сломал руку одному из патриарших монахов, пытавшемуся его усовестить, а затем приказал утопить беднягу, «чтобы ябеды не было». Гребцов и ссыльных колодников, отправленных на поселение в Астрахань, напротив, «жаловал», в связи с чем они в полном составе перешли в его «войско» и, соответственно, стали «казаками». Единственное, чего пока еще не посмели сделать, так это тронуть «государеву казну», то есть, жалованье астраханским стрельцам. Разин, несомненно, сознавал, что творит, но знал он и то, что московское правосудие достаточно мягко. Так что шага, переводившего его из обычных «татей» в «воры» не совершил. Однако покуражился: стрелецкого голову Кузьму Кореитова, ответственного за деньги, высадили с сундуками на берег и оставили «на волю Божью», предварительно избив и (крайнее унижение) раздев догола. Понятно, что местные воеводы обеспокоились. Мало того, что такой громадной банды на Волге еще не бывало, так Стенька еще и не особо скрывал намерения «коли с турком не вышло, идти в персы», а Персия была давним и надежным союзником Москвы, так что Дума посылала требования «унять и не допустить». Однако и сделать местные власти, имея под командой по паре-тройке сотен стрельцов, да еще и с интересом смотревших на «гульбу» вольных людей, возможности никакой не было. Царицынский воевода Унковский приказал пострелять по проплывающим мимо города стругам, но никакого вреда не причинил, зато с того времени ватага уверовала, что атаман «пули и ядра своим заклятьем отводит». Черноярский воевода Беклемишев рискнул сильнее: с небольшим отрядом стрельцов он перехватил ватагу в степи и приказал прекратить беспредел, однако связываться с вдесятеро большим и хорошо вооруженным сбродом стрельцы не посмели, так что все кончилось без боя. Взятого в плен «государева слугу» Разин казнить не стал, но избил и «изругал матерно». Тем не менее, судя по всему, здравый смысл ему в это время уже начал изменять. Кроме жесточайшего, с побоями и убийствами ограбления русских рыбаков, он начал вести себя уже совсем не по правилам: отбив примерно тогда же у ногайцев русский полон, мужчин атаман, как водится, взял в «войско», но баб и детей, даром что православных, вместо того, чтобы, как полагалось, отпустить, перепродал калмыкам.

Красным по белому

Понемногу продвигаясь вниз по реке, банда вышла в устье Волги, миновала Астрахань, добралась до Яицкого городка. Тамошний комендант, Иван Яцына, закрыл ворота. И был совершенно прав. Но Разин, поцеловав крест, упросил, чтобы впустили несколько человек — помолиться в церкви. Впустили. Почему, непонятно. Костомаров, правда, полагает, что Яцына надеялся перебить бандитов в городке, но это вряд ли – силы были слишком неравны. Скорее уж, поверил, дурак, крестному целованию. Они захватили ворота, и в городок ворвалась вся банда. Учинили бойню. Почти весь гарнизон уложили на краю ямы и стрелец Чикмаз, в обмен на жизнь согласившийся быть палачом, обезглавил воеводу и еще 170 своих сослуживцев. Вот это было уже чересчур. Такого себе не позволял никто из «татей», и объяснить сей факт нечем. Правда, историки из числа поклонников «пламенных революционеров» полагают, что «Если не считать Разина кровожадным чудовищем, которым он на самом деле не был, то инициатива такой массовой расправы исходила, по всей вероятности, от яицких казаков, которым стоящий в городе стрелецкий гарнизон был занозой, напоминавшей об утраченной вольности». Но объяснение это едва ли можно считать удовлетворительным: речь-то идет не о временах пугачевских, на яицкие вольности никто еще и не думал покушаться, а гарнизон как раз был для казаков подспорьем против степняков. Недаром же, как пишет Шамбаров, «Даже спустя полтора века, когда Пушкин собирал на Урале материалы о Пугачеве, Разина там вспоминали с проклятиями и омерзением». Тут явно что-то другое. Возможно, один из тех приступов безумия Степана, сведения до которых донесли до нас источники. К тому же, не лучше поступили и со стрельцами, которых по требованию горожан пощадили. Им Разин дал выбор: вступать в «войско» или уйти в Астрахань. Большинство выбрало второе. Их отпустили безоружных, в пути догнали и перерезали. В общем, вопрос можно ли, по крайней мере, после этих событий, считать Разина  «кровожадным чудовищем», не так однозначен, как кажется идеалистам. 

Сила народная

В Яицком городке и перезимовали. Вели себя мерзко. Грабили все, что можно ограбить, вплоть до (на сей раз тормоза не сработали) государевой казны. Правда, все те же поклонники «пламенных революционеров» восхищаются: дескать, «ввели свое общественное устройство». Круг, типа, и все такое. Но в источниках на эту тему ничего не сказано, видимо, просто интерполируют на события то, что случилось позже. А заявления вроде «Все кабальные записи были сожжены, и холопы отпущены на свободу. На свободу из долговых ям были отпущены должники. Получил долгожданную волю и крепостной люд» вдребезги разбиваются, стоит лишь задуматься над тем, откуда бы в казачьем порубежном Яицком городке взяться кабальным записям, долговым ямам и холопам, не говоря уж о крепостных. О явных домыслах из разряда «Степан сам руководил дуваном, чтобы все было по справедливости. И когда видел, какую радость приносит дуван людям, сам он светлел и отмякал. Подходил, шутил с одаренными людьми и видел, что не в вещице дело, не в рубахе или портах, а в том, что не забыли человека, выделили, уважили, поставили его вровень со всем миром», - пусть и принадлежащих авторитетным ученым вроде Сахарова, всерьез, думаю, и говорить не стоит. В общем, как бы там ни было, зиму провели спокойно. Подкопили силы – в начале марта привел к Разину ватагу в 800 лбов известный разбойник Сережка Кривой, за «многия душегубства» имеющий в активе то ли один смертный приговор, то ли несколько. Астраханский воевода, уже понимая, с кем имеет дело, затевать зимний поход на хорошо укрепленный городок все же не решился, пробовал воздействовать на воров угрозами кар и обещаниями амнистии. Стенька обращения игнорировал, гонца утопил. А весной 1668 года, как только погода позволила, оставив разоренный городок, вывел «войско» в Каспий. Стоит отметить, что из яицких казаков с ним, сколько он ни звал, не пошел никто.


(Добавить комментарий)


[info]oper_1974@lj
2010-10-13 20:39 (ссылка)
Ленина(Ульянова)брат был повешен,Степана Разина брательник был повешен....Вот и мотивы совершать бунты...А вообще-я прочитал,спасибо!

(Ответить)


[info]oper_1974@lj
2010-10-13 21:55 (ссылка)

(Ответить)

"Тума"-
[info]farnabazsatrap@lj
2010-10-14 06:36 (ссылка)
а)"Тумаки, тумы - так в Ногайской Орде (и не только в ней) назывался слой оседлого сельскохозяйственного населения. М.Г.Сафаргалиев, например, полагает, что тумаки - "одна из категорий зависимых людей, скорее всего потомки военнопленных, смешав­шиеся с ногайцами". Е.А.Поноженко считает их подчиненной ногайскому бию "феодально зависимой категорией населения", живущей оседло и занимавшейся примитивным хлебопашеством (в основном выращиванием проса). Тумаки жили в Сарайчике (как в самом городе, так и в улусе Сарайчик) и в многочислен­ных мелких поселениях в долине р. Яик"

б)ТУМА - помесь;
1) у некрасовцев бранное слово, подлорождённый от брачного союза с ино­верцем;
2) в старое время на Дону — предатель, изменник; 3) кличка низовых казаков.

Очень любопытно и много говорит...

(Ответить)

Про Василия Уса
[info]farnabazsatrap@lj
2010-10-14 15:21 (ссылка)
Проблему создавали примкнувшие к его казакам новобеглые.
=============
Предводитель отряда Василий Родионов (Усов, Ус) упоминается в документах за 1655/56 и 1664 гг. в качестве атамана донских казаков, выходивших в эти годы на службу в полки с целью участия в составе русских войск в войнах с Польшей и Швецией — данные факты уже приводились нами выше. В 1666 г. с Дона на службу в полки этот атаман вывел около 500 (по другим сведениям - 700) конных и пеших казаков из верхних донских городков; 10 июня отряд подошел к Воронежу. Отсюда казаки отправили станицу в Москву (6 человек) с просьбой принять их на службу и спустя неделю сами отправились далее к Москве. Дойдя до р. Упы близ Тулы, отряд встретился со своими посланцами, приехавшими из Москвы и сообщившими, что казакам

352
Глава V. Социально-психологический облик донского казачества
«велено итти назад на Дон». Это произошло примерно в первых числа июля, а уже 9 июля в Москву прибыла казачья станица (13 человек) во главе с самим В. Усом «бити челом великому государю о ево государеве жалованье, чем бы им назад на Дон в свои казачьи городки доехать», поскольку они «бедны и нужны ».
Между тем того же 9 июля 1666 г. тульскому воеводе И. Ивашкину от стольников, стряпчих, московских дворян и жильцов - тульских, соловских и дедиловских помещиков была подана челобитная с жалобой на донских казаков. В челобитной, в частности, сообщалось, что казаки отряда В. Уса, «идучи з Дону <...> прибрали к себе воров» В бежавших от помещиков «людей их и крестьян <...> и иных всяких чинов людей», которые приезжают к ним в деревни и «розаряют всяким разареньем, и животину отнимают и насилования чинят». Да они же, говорилось в челобитной, похваляются «и впредь на них всяким дурном и над домами их разореньем», в результате чего остальные люди и крестьяне дворян от них бегут, видя «воровское самовольство». В итоге, как доносил в Москву воевода И. Ивашкин, «многая <...> дворянские жены и дети» направились в Тулу «от их казацкого страху и розоренья».
Произошло, по-видимому, следующее. Вынужденная остановка казачьего войска дала возможность присоединившимся к казакам людям, используя свой уход в казачество, возвращаться для бесчинств в прежние места жительства, грабя и подговаривая к побегу остальных; такие же действия исходили и от людей, незадолго до этого бежавших на Дон. Именно подобные обстоятельства, думается, и составили сущность конфликта. В то же время ротмистр К. Корсак, ездивший в начале июля 1666 г. из Белгорода через Дедилов в Тулу, показывал позднее во время расспроса, что об «убойстве и грабеже (которые исходили. - О. К.) от донских казаков» он
ничего не слыхал, «только де слышал, что на Дедилове в клетях почали было красть, и воевода де дедиловской <...> вышод , почал говорить о том их грабеже, и казаки де сказали, что то своровали новопристалые казаки». Сообщал ротмистр также о при¬соединении к казакам многих драгун и солдат Белгородского полка, которые шли в тот момент во главе с начальными людьми от Воронежа. «Да и то де он слышал, - продолжал К.Корсак во время расспроса, - что казаки, идучи дорогою з Дону к Туле, съесное имали, а грабежем ничего иново не брали и убойства не чинили». Тем не менее дворяне и дети боярские из поместий близ Тулы съезжались тогда в этот город «з женами и з детьми», «опасаючись от казаков всякого дурна», - свидетельствовал ротмистр. Таким образом, слухи о казачьих грабежах были, по-видимому, несколько преувеличены. Однако в Москве, вероятно, решили проучить казаков, тем более что на этот раз дело коснулось интересов верхушки дворянства - дворян московских чинов, и готовили настоящую расправу над казаками войска В.Уса, двинув против него войска.
Согласно наказу полковому воеводе кн. Ю.Н.Барятинскому от 14 июля, последнему было указано изъять у казаков беглых, которые присоединились к казакам по дороге, и, кроме того, казаков, которые бежали на Дон с 1659/60 г., а ныне вместе с первыми «уезды розаряли, и грабеж, и носильства всякие чинили».

(Ответить)

Про Василия Уса(продолжение)
[info]farnabazsatrap@lj
2010-10-14 15:22 (ссылка)
Награбленное имущество следовало тоже изъять и вернуть хозяевам, а старых донских казаков отправить через Воронеж на Дон. При этом из Москвы с кн. Ю.Н.Борятинским были направлены к Туле 1000 солдат во главе с полковником М. Кравковым, указывалось также при необходимости собрать в Тулу служилых людей из окрестных городов.
Казакам же требовалось объявить, что они «пришли в Тульской уезд без указу, самовольством» и, принимая к себе беглецов, чинят «всяких чинов людям» Тульского, Дедиловского и Соловского уездов «грабеж, и насильство, и разоренье многое»; было велено потребовать от них вернуть все «пограбленное», выдать нынешних беглецов, а кроме того - казаков, бежавших на Дон 6, или 5, 4, 3, или же (в крайнем случае, смотря по ситуации) 2 года назад. Все это, как
требовалось сказать, делалось в наказание за то, что эти недавние ка¬заки вышли с Дона без государева указа, призывали присоединяться к себе других и «чинили разорение». «А наперед сего таких людей, - следовало сообщить далее казакам В. Уса, - у вас не имывано для того, что они приходили <...> с вами вместе смирно, служилых людей, и боярских холопей, и крестьян к себе не подговаривали, и в уездех нигде грабежу, и насильства, и разоренья никакова никому не чинили».
Кн. Ю. Н. Барятинскому упомянутых людей следовало у казаков взять, «разобрать и переписать всех», а затем вернуть в прежнее социальное положение, причем двух «пущих заводчиков» из боярских холопов и крестьян требовалось повесить, замешанных в преступлениях против помещиков также казнить смертью, прочих бить кнутом. В случае отказа казаков выполнить данные условия кн. Ю.Н.Борятинскому следовало «чинить над ними промысел» и в случае сопротивления разослать всех попавших в плен, предварительно бив кнутом, по прежним местам жительства.
Таким образом, над казаками В. Уса нависала угроза «разбора», т. е. самого страшного для казачества действия, которое могло исходить от русской власти, - а именно, ликвидации особого положения казаков (пусть и применительно лишь к отдельной группе их). Следует подчеркнуть, что, как уже было показано, и самовольные выходы на службу, и прием беглых, и грабежи (правда, быть может, меньшие по размаху) происходили и ранее. Однако государство до данного момента терпело эти выходки, хотя конфликт, по-видимому, подспудно назревал.
Теперь, наконец, решили отплатить казакам. Последние, однако, не стали дожидаться предъявления себе всех этих требований (которые
для них, по-видимому, остались неизвестны) и, узнав о выступлении против себя «ратных людей», спешно ушли на Дон. В то же время казаки, вероятно, очень хорошо представляли, что означает высылка против них войск, и, безусловно, ожидали по отношению к себе чего-то подобного тому, что замышляли в Москве. Таким образом, в событиях под Тулой июля 1666 г. видим очередное (после событий Смуты и времени 1630-1631 гг.) столкновение между казачеством и государством, свершившееся, впрочем, внезапно, по стечению обстоятельств"

(Ответить)

Причина того, что на Руси как-то странно
[info]farnabazsatrap@lj
2010-10-14 17:32 (ссылка)
Довольно очевидна, хотя признать её не спешат.

На Руси вплоть до XVII века общество было патриархальным, малоразвитым
Проще сказать, только-только выходило из затянувшейся , благодаря монголам и их наследникам, стадии варварства как общественной формации.
В таком укладе недовольные не могут протестовать против него как целого-что, собственно , менять ?
Могут требовать отмены отдельных практик и узаконений и наказания досадивших лиц или родов.

(Ответить)


[info]te_el@lj
2010-10-19 13:55 (ссылка)
ЛВ, а откуда сведения о продаже отбитых полонянок калмыкам?
Такого даже Костомаров не пишет.

(Ответить) (Ветвь дискуссии)


[info]putnik1@lj
2010-10-19 14:12 (ссылка)
Шамбаров. На основе казацких летописей.

(Ответить) (Уровень выше) (Ветвь дискуссии)


[info]te_el@lj
2010-10-19 14:13 (ссылка)
Странно. Не похоже на казаков такое.

(Ответить) (Уровень выше) (Ветвь дискуссии)


[info]putnik1@lj
2010-10-19 14:40 (ссылка)
Отчего ж? Пересмотрите историю Малроссии в 17 веке. Православными оплачивали услуги татар, православных дарили туркам (как Сирко поймал Мазепу с подарочком паше от Дорошенка помните же?).

(Ответить) (Уровень выше) (Ветвь дискуссии)


[info]te_el@lj
2010-10-19 14:44 (ссылка)
Нет, не помню.
Только касательно Стеньки - боюсь, такое сразу же лишило бы его популярности.
Россия все же не Украина времен смуты.

(Ответить) (Уровень выше) (Ветвь дискуссии)


[info]putnik1@lj
2010-10-19 15:38 (ссылка)
Какая же это Россия? На тот момент это Дикое поле со всеми бытовавшими там нравами... :)

(Ответить) (Уровень выше)