In memoriam. НЕ МЫТЬЕМ, ТАК КАТАНЬЕМ

 

По сей день трудно понять, как император Александр III и его семья уцелели 122 года назад, 17 октября 1888 года от Р.Х., в жутком крушении «Состава № 1» у станции Борки под Харьковом. По идее, никак не должны были. Из полутора десятков вагонов уцелело только пять, вагон с прислугой буквально сплющило, так что потом опознание потребовало немалых трудов, а всего погиб 21 человек. Не считая искалеченных, многие из которых сумели спастись благодаря лично Государю, около четверти часа державшему на плечах оседающую крышу вагона, - до тех пор, пока сквозь разлом в стене не выполз последний из живых, лакей Дмитрий Осипов. Поразительное мужество проявила и царица, Мария Федоровна: с поврежденной рукой, укутанная в офицерскую шинель поверх разорванного платья, она оказывала помощь раненым до тех пор, пока всех их не увезли. Естественно, было расследование, пришедшее в итоге к выводу, что причиной трагедии стало превышение скорости поезда на не лучшем участке полотна. Естественно, полетели со службы железнодорожники, от министра до мелкой сошки. На том и затихло. Отслужили молебны в честь «чудесного спасения», починили полосу, заполнили вакансии в министерствах и ведомствах, - и все. Ходили, конечно, слухи о причастности к этому делу «бомбистов», и спецслужбы, естественно, копали в этом направлении, но впустую. Да и сами «нигилисты» всех направлений, обычно обожавшие (как, впрочем, и ныне) «брать на себя ответственность» за все, что можно и нельзя, на сей раз оказались невероятно скромны. Мало того, что с их стороны, включая и эмигрантские кружки, не последовало официальных заявлений, - даже в мемуарах, даже много лет спустя и даже когда причастность к такому «революционному акту» могла стать роскошным пиаром, никто возможностью не воспользовался. Напротив, отрицали. В основном, по воспоминаниям, действительно, считали случившееся «несчастным случаем», очень-очень изредка намекали на «некие обстоятельства, к которым люди нашего круга не причастны». В общем, оно и понятно. В короткий период пребывания у власти Александра Александровича политический сыск работал не хуже швейцарского хронометра. Все подозрительные были сосчитаны, за всеми велся неусыпный надзор, короче говоря, как вспоминала «бабушка русской революции» Брешко-Брешковская, «Варварская реакция восьмидесятых годов сделала революционную работу в России практически невозможной». Лишь много лет спустя, в воспоминаниях военного министра Владимира Сухомлинова всплыли некоторые любопытные детали. Ссылаясь на информацию внешней разведки своего ведомства (слово «Аквариум» тогда еще придумано не было), он рассказал о гибели в Париже одного из русских резидентов, «Сильвестрова», работавшего под первоклассным прикрытием, но все же вычисленного и ликвидированного невесть кем, то ли террористами, то ли агентами контрразведки. Скорее всего, первое, потому что иначе случившееся после было бы невозможно. Случилось же вот что. Агенты «Сильвестрова» отреагировали быстро, «случайно обнаружив тело» и вызвав уголовную полицию, тотчас же появился человек из посольства и, короче говоря, имущество одинокого русского, включая архив, было передан его соотечественникам. В Петербурге же, разбирая бумаги, сослуживцы покойного опознали человека, летом 1888 года взятого на царскую службу младшим поваром, проходившего проверку в их ведомстве, находившегося в царском поезде и – единственного – пропавшего без вести во время катастрофы. «Поставив адскую машину над осью вагона рядом со столовой, - полагает Сухомлинов, - он покинул поезд, что и выяснилось после крушения, когда стали проверять, все ли на месте и нет ли кого-нибудь под вагонами». Чуть позже в своих мемуарах, писавшихся в одно время с воспоминаниями Сухомлинова, немало страниц посвятил крушению известный дипломат Михаил Таубе, для которого установление истины было делом личной чести – его отец, Александр Таубе, был одним из путейских генералов, отставленных «за ненадлежащее выполнение своих обязанностей» и вскоре после этого умер от инфаркта. Такого доступа к секретным досье, какой был у Сухомлинова, Михаил Александрович, понятно, не имел, однако, проводя личное расследование, сумел выяснить, что «некий господин, отставший от царского поезда» на предыдущей Боркам станции, с помощью станционного смотрителя нанял извозчика «с целью догнать поезд хотя бы в Лозовой». Информация эта якобы была передана им куда следует, но, по его словам, «последствий не имела». Ничего не утверждаю, но и не могу исключать, что сколько-то глубокое изучение, а тем более, огласка нюансов сюжета просто не входила в планы самого же императора. Александр III, - и это не секрет, - мешал многим и хорошо знал это. Недаром же на депеше барона Стааля, русского посла в Лондоне, очень дипломатично предположившего, что должно же наступить время, «когда более правильная оценка общей опасности закроет и это последнее убежище для зловещих заговорщиков, являющихся позором для человечества на исходе нынешнего века», была наложена резолюция: «Не думаю, чтоб от Англии можно было бы этого ожидать». Еще раз повторяю: для сколько-то серьезных выводов данных по сей день слишком мало. Бесспорно одно: именно катастрофа у Борков, чудовищный выброс энергии и серьезная простуда под ледяным дождем сыграли свою роковую роль, став причиной резкого ухудшения несокрушимого до тех пор здоровья Александра Александровича. Спустя всего лишь пять лет, последний великий самодержец России скончался, не дожив даже до пятидесяти и оставив Империю известно кому…