| |||
![]()
|
![]() ![]() |
![]()
СОНЯ И ВОЖДИ Все вы, други, свидетели: будучи от природы редкостно незлобив и неконфликтен, наезды на меня, тем паче, если наезжающему не по нраву какие-то объективные вещи, встречаю с кроткой, полной всепрощения улыбкой. Иное дело, когда речь заходит о наездах на кого-то, кого я уважаю. Поэтому, ознакомившись с реакцией уважаемого ![]() ![]() ![]() Итак, Дора Лазуркина (партийный псевдоним "Соня"). Большевичка, насколько можно судить, и в самом деле из числа тех, кого Ленин относил к "тончайшему слою". На вершинах не была, да и не рвалась, так, рабочая лошадка, но к "новой знати" относилась уже по факту громадного (еще до возникновения РСДРП) партстажа. Была настолько уважаема и непорочна, что, даже будучи по каким-то внутренним причинам вычищена из партии, осталась в не самой мелкой номенклатуре. Более того, гуляла на свободе и до, и в самый разгар "ежовщины". А когда все же - в связи с делом мужа, на которого не донесла, - попала под каток (видимо, "разоблаченная" кем-то тоже "кристальным", сыгравшим в ее жизни примерно ту же роль, что она сама в истории с Евгенией Шитик, тоже в свое время на кого-то из родни не настучавшей), получила меру взыскания по тем временам наимягчайшую: по ее собственным словам, сколько-то лет лагеря, а потом ссылку. То есть, почти помилование. Безусловно, уж кто-кто, а она имела все основания не понимать, за что (ведь не Шитик же она какая-то!), забыв, правда, о том, что излишняя суетливость (глава 4) после гибели (и непростой гибели) Кирова вполне могла в определнное время быть расценена, как повод для репрессий. Она имела все резоны протестовать и писать, писать, писать. При этом, однако, интересно вот что. В самые сложные годы лагеря и ссылки "Соня", по ее словам, не сомневалась ни в партии, ни в Сталине. Спорила, по ее же словам, с товарищами по несчастью, исходя, видимо, из того, что она-то пострадала случайно, а вот все остальные вряд ли, потому как партия и органы ошибаться не могут. При этом, будучи "внутри системы", прекрасно знала, каковы масштабы репрессий, - и тем не менее, ни в чем не сомневалась. И вдруг, в 1961-м (Дора Абрамовна уже 77, она 8 лет на свободе и 5 лет персональный пенсионер), приходит прозрение. На съезде кристальная большевичка произносит свою знаменитую "антисталинскую" речь. Речь - тут с уважаемым ![]() В сущности, перед нами - манифест "хрущевского крыла" - партийных бюрократов, запачканных в крови по самые локти, уцелевших при жизни Иосифа Виссарионовича и ненавидящих его лютой ненавистью за то, что он не позволял им наслаждаться жизнью в статусе неприкасаемых. Нет, конечно же, впрямую об этом сказать никак нельзя было. А вот выпустить на трибуну заслуженную (как же, лично знала Ленина!), пострадавшую, несомненно, должным образом, ласково и аккуратно заведенную перед тем старушку, - вот это самое то. А что старушка, насколько можно судить по ее же речи ("Вчера я советовалась с Ильичем, будто бы он передо мной как живой стоял и сказал: мне неприятно быть рядом со Сталиным, который столько бед принес партии") уже как бы и не совсем адекватна, так это даже и к лучшему. Там, где дело идет об обожествленных вождях и героях, даже материалисты вступают в поле действия таинственных, иррациональных сил, и ни о какой логике речи уже нет. В случаях же, когда логика только мешает, адекватность тоже излишня. Ведь, согласитесь, при всем том, что в зале сидел народ уже вполне хрущевский, идеи и практику дорогого Никиты Сергеевича полностью разделяющий, - все-таки, предложи вынести Сталина из Мавзолей кто-нибудь другой, из Президиума, святотатца, пожалуй, могли бы и освистать. А с Ильичом не поспоришь... |
|||||||||||||
![]() |
![]() |