|
|
Пишет putnik1 (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} putnik1)@ 2011-03-21 17:47:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
ПРОШУ СЧИТАТЬ ФЕЙКОМ
Значит, так. Не думал-не гадал опять возвращаться к вопросу. Нет, я, безусловно, чту мнению здравых, разумных, информированных людей, да, но и людям, которые порой делятся со мной всякими слухами, сплетнями и прочими фейками, по наивности тоже как-то привык доверять. Меня, честно, не радовало думать плохо о человеке, думать о котором хорошо были определенные основания. А тут еще это. А потом и это. И захотелось выяснить хоть сколько-то точнее. Итак, дорогие френды и не френды, вот вам мой фейк: всей неправды в со всех сторон идущей инфе о поступке Владимира Васильевича только то, что в телеграмме никого не "называли предателем"; там было написано о "недопустимости предательства".
На этом тему закрою. Но, поскольку, как ни странно, получил я несколько писем с просьбой разместить в полном виде стишок, часть которого стала эпиграфом к постингу "Экс", пользуюсь случаем, иду навстречу. На всякий случай (вдруг, кому-то неизвестно), напоминая, что Иван (Ян) Викторович Виткевич, не смирившийся с решением "карлика Нессельроде", вопреки прямому его запрету, запросил аудиенции у Государя и 9 мая 1839 года, за четыре дня до назначего для встречи срока, погиб при крайне странных обстоятельствах (голова прострелена дважды) в номере петербургского отеля "Париж". Привезенные из дальних странствий документы и материалы официально "бесследно исчезли". Известно, однако, что материалы отчетов "самоубившегося Виткевича" и словари, составленные на основе его набросков, спустя несколько лет были изданы в Англии - в качестве пособий для офицеров и чиновников центральноазиатских отделов сооветствующих ведомств. Что же касается удивления некоторых биографов в связи с "трудно объяснимым российским патриотизмом поляка, политического ссыльного, осужденного за активную деятельность в антирусской организации "Черные братья", готовившей восстание в Царстве Польском", то тут, на мой взгляд, нет ничего удивительного. По молодости да по глупости всякое бывает. А потом мальчик вырос, поумнел, осознал, на что способен - и понял, что есть в мире вещи, куда более важные и достойные, чем даже благоволение канцлера и карьера...
ДИПЛОМАТИЧЕСКИЙ АГЕНТ
1.
…Дрожит огонек в нагаре.
Гардины лежат волной.
Большой портрет Государя
у канцлера за спиной.
Витых аксельбантов змеи…
Погона тусклая нить…
— Поручик
Иван Виткевич!
Имею честь доложить!
Сказать обо всем — непросто,
а всё не сказать — нельзя…
— С афганским эмиром Достом
не раз беседовал я.
Британия не впервые
к Кабулу наводит мост…
Поэтому, граф, Россию
о подданстве просит Дост.
Я с ним говорил, как с Вами,
и он умолял о том,
чтоб мы зеленое знамя
прикрыли русским щитом!
Расстегнут
замок в планшете.
Чеканно искрится медь…
— Прошу Вас бумаги эти
немедленно рассмотреть!
Тетради молчат корректно,
но плавятся между строк
поджарые минареты
и гул восточных дорог,
карнаев рокот тоскливый,
заоблачные костры,
лазурь изразцовой Хивы,
гнедой кирпич Бухары…
Но — вычищенный, как орден,
воспитанно-неживой,
качает граф Нессельроде
напудренной головой:
— России Восток не нужен.
Рапорта я не приму.
С Британией рушить дружбу
Империи ни к чему.
Одной заботою больше
не вытянуть нам сейчас…
Достаточно дел и в Польше.
К тому же еще — Кавказ.
Не сеяли мы в Кабуле,
а значит, не нам и жать.
Возьмите свои… цидули;
не смею дольше держать!
2.
В последний снежок одеты,
гранитные стынут львы.
Поручик у парапета
глядит на разлив Невы.
Апрельская гладь потока
похожа на скол слюды…
Как странно!
После Востока —
такое море воды…
…У графа глаза пустые,
назойливые, как грусть…
Не нужен Восток России?
Простите,
не соглашусь!
Зыбучих песков наплывы,
незнаемые миры,
лазурь изразцовой Хивы,
гнедой кирпич Бухары…
«Смотрите, граф Нессельроде:
к Аму, стройны и смуглы,
сипайские тянут роты
манчестерские стволы.
Считайте:
даже сквозь вьюгу
и даже сквозь горный сель,
от Кушки
до Оренбурга
пути — тринадцать недель.
Землицы у нас немало
и, вроде бы, не беда
сместить рубежи к Уралу…
Но дальше смещать — куда?»
3.
…Вдоль улиц обледенелых,
под бликами фонарей,
бредет
поручик Виткевич,
пивавший чай в Бухаре.
Шинель не скрывает дрожи,
висит над усами пар,
пугает редких прохожих
жестокий южный загар.
А губы
питерской стужей
нещадно обожжены…
«России Восток не нужен?
С Британией вы дружны?!
Выходит, я для кого-то
кропал в песках до зари
маршруты, кроки, отчеты,
восточные словари?
Сияющие мундиры…
Столы, что твоя кровать…
Я там был урус-эмиром!
А здесь?
Не смею держать…
Эх, граф, государев канцлер,
поймите же вы одно:
Россия — или британцы!
А третьего не дано…»
4.
Лежит на узкой постели
и горькую водку пьет
поручик
Иван Виткевич,
в Коканде проживший год…
По нумеру — дух горючий
и, брошенные на стул,
лежат бесполезной кучей
Хива, Бухара, Кабул.
И, скрученные, как саван,
На углях листки горят…
Кому это нужно, право:
Кундуз, Кандагар, Герат?!
Но — криком кричат в камине,
но— смертно вопят с листков
дороги через пустыню,
колодцы среди песков,
кяризов сухих извивы,
пуштунских вождей шатры,
лазурь изразцовой Хивы,
гнедой кирпич Бухары…
Полштофа
уже осилил,
а хмеля все нет и нет…
«Не нужен Восток России?
Помилуйте, что за бред!
Подумайте, граф, толково:
отступишь всего на шаг —
и станет русское слово
бесцельной грудой бумаг.
Осыплется слава пылью,
держава сгорит в огне…
И Ригу сдадим, и Вильно,
и Ревель уйдет чухне!
Кайсаки линию спалят,
чечены Грозный займут…
…Европа, впрочем, похвалит.
Британцы, впрочем, поймут…»
Оскально
блестит улыбка,
в ушах —
неумолчный гул…
«Ах, граф, исправьте ошибку!
Я тотчас готов в Кабул.
Дрожит зеленое знамя,
прикрыться грезя щитом…
Пока еще просят сами.
Пока еще.
А потом?»
5.
…В британском посольстве — свечи.
Значительны лица слуг.
Окончился званый вечер.
Остался избранный круг.
Идёт удвоенье ставок:
По крупной играют вист
посол великой державы
и граф,
российский министр…
1981, 1989
Значит, так. Не думал-не гадал опять возвращаться к вопросу. Нет, я, безусловно, чту мнению здравых, разумных, информированных людей, да, но и людям, которые порой делятся со мной всякими слухами, сплетнями и прочими фейками, по наивности тоже как-то привык доверять. Меня, честно, не радовало думать плохо о человеке, думать о котором хорошо были определенные основания. А тут еще это. А потом и это. И захотелось выяснить хоть сколько-то точнее. Итак, дорогие френды и не френды, вот вам мой фейк: всей неправды в со всех сторон идущей инфе о поступке Владимира Васильевича только то, что в телеграмме никого не "называли предателем"; там было написано о "недопустимости предательства".
На этом тему закрою. Но, поскольку, как ни странно, получил я несколько писем с просьбой разместить в полном виде стишок, часть которого стала эпиграфом к постингу "Экс", пользуюсь случаем, иду навстречу. На всякий случай (вдруг, кому-то неизвестно), напоминая, что Иван (Ян) Викторович Виткевич, не смирившийся с решением "карлика Нессельроде", вопреки прямому его запрету, запросил аудиенции у Государя и 9 мая 1839 года, за четыре дня до назначего для встречи срока, погиб при крайне странных обстоятельствах (голова прострелена дважды) в номере петербургского отеля "Париж". Привезенные из дальних странствий документы и материалы официально "бесследно исчезли". Известно, однако, что материалы отчетов "самоубившегося Виткевича" и словари, составленные на основе его набросков, спустя несколько лет были изданы в Англии - в качестве пособий для офицеров и чиновников центральноазиатских отделов сооветствующих ведомств. Что же касается удивления некоторых биографов в связи с "трудно объяснимым российским патриотизмом поляка, политического ссыльного, осужденного за активную деятельность в антирусской организации "Черные братья", готовившей восстание в Царстве Польском", то тут, на мой взгляд, нет ничего удивительного. По молодости да по глупости всякое бывает. А потом мальчик вырос, поумнел, осознал, на что способен - и понял, что есть в мире вещи, куда более важные и достойные, чем даже благоволение канцлера и карьера...
ДИПЛОМАТИЧЕСКИЙ АГЕНТ
1.
…Дрожит огонек в нагаре.
Гардины лежат волной.
Большой портрет Государя
у канцлера за спиной.
Витых аксельбантов змеи…
Погона тусклая нить…
— Поручик
Иван Виткевич!
Имею честь доложить!
Сказать обо всем — непросто,
а всё не сказать — нельзя…
— С афганским эмиром Достом
не раз беседовал я.
Британия не впервые
к Кабулу наводит мост…
Поэтому, граф, Россию
о подданстве просит Дост.
Я с ним говорил, как с Вами,
и он умолял о том,
чтоб мы зеленое знамя
прикрыли русским щитом!
Расстегнут
замок в планшете.
Чеканно искрится медь…
— Прошу Вас бумаги эти
немедленно рассмотреть!
Тетради молчат корректно,
но плавятся между строк
поджарые минареты
и гул восточных дорог,
карнаев рокот тоскливый,
заоблачные костры,
лазурь изразцовой Хивы,
гнедой кирпич Бухары…
Но — вычищенный, как орден,
воспитанно-неживой,
качает граф Нессельроде
напудренной головой:
— России Восток не нужен.
Рапорта я не приму.
С Британией рушить дружбу
Империи ни к чему.
Одной заботою больше
не вытянуть нам сейчас…
Достаточно дел и в Польше.
К тому же еще — Кавказ.
Не сеяли мы в Кабуле,
а значит, не нам и жать.
Возьмите свои… цидули;
не смею дольше держать!
2.
В последний снежок одеты,
гранитные стынут львы.
Поручик у парапета
глядит на разлив Невы.
Апрельская гладь потока
похожа на скол слюды…
Как странно!
После Востока —
такое море воды…
…У графа глаза пустые,
назойливые, как грусть…
Не нужен Восток России?
Простите,
не соглашусь!
Зыбучих песков наплывы,
незнаемые миры,
лазурь изразцовой Хивы,
гнедой кирпич Бухары…
«Смотрите, граф Нессельроде:
к Аму, стройны и смуглы,
сипайские тянут роты
манчестерские стволы.
Считайте:
даже сквозь вьюгу
и даже сквозь горный сель,
от Кушки
до Оренбурга
пути — тринадцать недель.
Землицы у нас немало
и, вроде бы, не беда
сместить рубежи к Уралу…
Но дальше смещать — куда?»
3.
…Вдоль улиц обледенелых,
под бликами фонарей,
бредет
поручик Виткевич,
пивавший чай в Бухаре.
Шинель не скрывает дрожи,
висит над усами пар,
пугает редких прохожих
жестокий южный загар.
А губы
питерской стужей
нещадно обожжены…
«России Восток не нужен?
С Британией вы дружны?!
Выходит, я для кого-то
кропал в песках до зари
маршруты, кроки, отчеты,
восточные словари?
Сияющие мундиры…
Столы, что твоя кровать…
Я там был урус-эмиром!
А здесь?
Не смею держать…
Эх, граф, государев канцлер,
поймите же вы одно:
Россия — или британцы!
А третьего не дано…»
4.
Лежит на узкой постели
и горькую водку пьет
поручик
Иван Виткевич,
в Коканде проживший год…
По нумеру — дух горючий
и, брошенные на стул,
лежат бесполезной кучей
Хива, Бухара, Кабул.
И, скрученные, как саван,
На углях листки горят…
Кому это нужно, право:
Кундуз, Кандагар, Герат?!
Но — криком кричат в камине,
но— смертно вопят с листков
дороги через пустыню,
колодцы среди песков,
кяризов сухих извивы,
пуштунских вождей шатры,
лазурь изразцовой Хивы,
гнедой кирпич Бухары…
Полштофа
уже осилил,
а хмеля все нет и нет…
«Не нужен Восток России?
Помилуйте, что за бред!
Подумайте, граф, толково:
отступишь всего на шаг —
и станет русское слово
бесцельной грудой бумаг.
Осыплется слава пылью,
держава сгорит в огне…
И Ригу сдадим, и Вильно,
и Ревель уйдет чухне!
Кайсаки линию спалят,
чечены Грозный займут…
…Европа, впрочем, похвалит.
Британцы, впрочем, поймут…»
Оскально
блестит улыбка,
в ушах —
неумолчный гул…
«Ах, граф, исправьте ошибку!
Я тотчас готов в Кабул.
Дрожит зеленое знамя,
прикрыться грезя щитом…
Пока еще просят сами.
Пока еще.
А потом?»
5.
…В британском посольстве — свечи.
Значительны лица слуг.
Окончился званый вечер.
Остался избранный круг.
Идёт удвоенье ставок:
По крупной играют вист
посол великой державы
и граф,
российский министр…
1981, 1989
