или
А Никитишна говорила, этот парень, он честный очень. А сам ученый был. Михась звали, не то имя, не то фамилия -- давно дело было... Послали его однажды в Серпухов на конференцию. Ему секретарша доклад напечатала красивый, он там вторым шел, после самого Пистюрина.

Ну, Пистюрину все похлопали, за ним -- Михась. А он по душевой инженерии мышарил. И доклад так назвал. А в ночь перед тем, как бы это сказать, перенервничал, и вышел так медленно.

-- Душа, -- говорит, -- это такая вещь, которая не может быть сама по себе.
Если у тебя есть душа, то ты никому не должен ни шиша.

И задумался. Ну, все дыхание затаили, а он посмотрел на них, и говорит,

-- Дык вы ж нифига тут не знаете о душе! Какая еще может быть инженерия, если души нет? Что инжеренить-то? Все по дачам, банькам, уголку спецы, душевым кабинкам, ссуки.

А тогда уже лето наступало, и все уже по дачам мышарили. И Пистюрин у них самый главный дачник был.

Ну, в общем, прогнали его из душевой инженерии. Теперь он фаситники мастерит малахитовые, для новых русских. Когда никто не смотрит, на баяне играет Пастернака. Он баян евонный на ебэе купил у одного югослава. По скайпу договаривались, за три фаситника. Играет он Пастернака, а выходит Мандельштам. И как ни пытается гармонию переходную найти, а все равно сбивается. Тогда он баян под кровать убирает, и на берег Водянки идет. Там у него маленький сарайчик с душевой кабинкой. Как есть в нее залезает и сидит там.

Ну пьет, конечно.