Чуть помедленнее
Летом 1983 года я пришел в вагон-ресторан поезда "Рига-Киев", заказал там бледную курицу с унылым рисом, съел ее, доехал до Киева, и уже через сутки слабо дышал на койке инфекционной больницы. В меня была воткнута капельница. За окном с частотой, втрое меньшей регулярности кишечных спазмов, грохотала детская железная дорога.
Стояло, если вы забыли, лето. Советское правительство работало над постановлением "О дополнительных мерах по расширению прав производственных объединений (предприятий) промышленности в планировании и хозяйственной деятельности и по усилению их ответственности за результаты работы". Мне все не могли поставить диагноз и глушили антибиотиками наудачу. Думаю, это был сальмонеллез, но он тогда еще не вошел в моду. Температура спала, я составлял словарь рифм Тютчева, выписывая пары на карточки.
Мой сосед по палате Виталик С., пожилой гопник с артистическими наклонностями, временами брал у меня свободный второй том Тютчева, обернутый в газету с портретом Ю.В. Андропова. Виталик открывал Тютчева, шевелил губами, вздыхал, закрывал книгу, смотрел на портрет генсека и говорил:
- Нет, Ром, все-таки смотри - точно он еврей.
- Это я - еврей, - слабо возражал я, отрываясь от выписок.
- Ну какой ты еврей? - возмущался Виталик. - А у него гляди, рот такой, нос, очки. Главное - глаза. Я еврея по глазам вижу. Там есть такая хитрость. А ты, наверное, не еврей, а помесь. У меня была одна такая женщина, Зинаида Борисовна. Вот она как раз была помесь, хотя по паспорту - еврейка. А этот видишь какой. Взгляд у него хитрый. Хотя врать не стану, может, и хороший человек...
Виталик был родом со станции Астапово (ныне "Лев Толстой"), это многое объясняло.
Он потом напился и убежал из больницы, спустившись в окно по связанным нами простыням, как граф Монте-Кристо, Андропов умер, сальмонеллез вышел из моды, а карточки с тютчевскими рифмопарами я лет пять назад выкинул.