Сны Чанга
Приснился сон про Диму Б-ка. Он тайно приехал с Востока, мне сообщил об этом Женя Б-н.
Женя Б-н сказал: "Пойдем, посмотрим на Б-ка, говорят он очень, очень накачанный!" Я возразил, что Б-к, наверное, не хочет нас видеть, а то бы сам появился, но Б-н уточнил: "Нет, он просто все время играет на бирже, и его не выпускают из больницы".
Час от часу не легче! Какая еще больница?
А вот какая - в одном старом и ветхом деревянном корпусе две больницы сразу. Одна психическая, а другая венерическая. Как заходишь, стоят в пустом гулком вестибюле дряхлые нянечки в пожелтелых сединах и халатах, беседуют с дворником-инвалидом:
- ...Переезжать отсюда... нет, мы уж, верно, тут и помрем...
Б-к обнаруживается в секретной части корпуса, и не венерической, и не психической. Он очень, очень, очень накачанный (Б-н тайно мимирует и жестикулирует, выражая восхищение) и лежит на кровати в зеленом халате, тыкая руками одновременно в две электронные книжки.
Оказывается, в секретном отделении он всегда живет, когда приезжает в этот город. Это очень дешево, и еще тут полный пансион, а что не выпускают - так и не надо. Потому что он играет на бирже.
Как выясняется, Б-к использует для этого электронные книжки. Я удивляюсь такому выбору, но Б-к кратко комментирует:
- Это ничего, я их сломал, и теперь они показывают таблицы.
Сразу вслед за этим странным объяснением дверь отворяется, и входит молодая медсестра. Она представляется: "Наташечка" и наливает всем чаю.
Наташечка симпатичная довольно, хотя и несколько приземистая, а чаю мне не хватило, и я иду отмечать командировку, меня пересылают из кабинета в читальный зал, из читального зала в прачечный цех, срок моего отбытия домой по мере бюрократических переговоров (телефонный пластик у виска, добавочные номера все длиннее) все отдаляется, и я понимаю, что навсегда завис в этом детском саду, в этом НИИ, в этой психически-венерологической сутолоке со счетами и нарукавниками, что я обречен провести всю жизнь в этих гулких коридорах, на этих пахнущих хлоркою лестницах - и все лишь потому, что неумолимый Сендерович никогда не подпишет моих бумаг без санкции не менее неуловимого Папугаева.