Мемуар
Вослед этому разговору.

У нас военные лагеря были в Литве, близ деревни Гадунавас, что неподалеку от Тельшяя. Наверное, уже можно рассказать - там был огромный артиллерийский склад, куда нас в наряды наряжали временами. При складе состоял сильно пьющий офицер, который, по слухам, пил от того, что его должны были вот-вот в Афганистан послать. Впрочем, все остальные местные офицеры этой кадрированной части, если судить по потребляемому ими количеству алкоголя, тоже должны были немедленно отправиться всем своим ограниченным контингентом воевать с папами нынешних талибов.
Зампотех тамошний, например, человек, не влезавший в люк БТРа, под вечер впадал в полный делириум и гонялся за курсантами с криками: "Там наши мальчики погибают, а вы тут..." Курсанты вяло убегали, шансов догнать и осуществить скрытую угрозу при его комплекции у зампотеха не было.
Начальника сборов подполковника Петрова называли по традиции "полковником Петровым", потому что раньше он действительно был полковником Петровым, но его разжаловали в подполковники Петровы за пьянку.
Он жил в фургончике с женой и малолетней дочерью. Парсамов по приказу Петрова принес ему однажды в фургончик ведро с водой. Дочь играла игрушками в углу. В качестве игрушек у дочери, рассказывал Парсамов, были гильзы разных калибров. На столе стояли две бутылки водки и три бутылки портвейна. То, что принес Парсамов, было закуской.
Наши офицеры, с тартуской военной кафедры, на этом фоне выглядели аристократией. Даже майор Мамро смотрелся на фоне прапорщиков Цыгана и Парисеева как штабс-капитан Овечкин.
В Москве шел фестиваль молодежи и студентов. По ночам из офицерских палаток доносилось шипение радиоприемников - слушали BBC и "Голос Америки". Днем радиоточку дежурившие там эстонцы иногда настраивали на Польшу. Тогда являлся замполит - человек со свернутым набок носом - пресекал диверсию, настраивал рупора на "Маяк" и отбывал на машине в Тельшяй. И опять нам пела Марыля Радович.
Огневую подготовку у нас вел майор Торговников. Торговников являл собой странное и необъяснимое явление природы - будучи родом из-под Новгорода, из деревни (потом уже, много лет спустя, мы встречались в городских автобусах и разговаривали), он был не просто похож на еврея, он был как две капли воды похож на фельдкурата Отто Каца с иллюстраций Й. Лады к "Швейку".
Ну ладно бы, если б он был из-под Минска или Киева, но Новгород-то тут при чем?
Еврейская тема, кстати, постоянно всплывала в лагерной жизни. Дело в том, что большинство курсантов были, конечно, эстонцы - народ, с точки зрения наших наставников, коварный, ненадежный и антисоветский. Как говорил капитан Козлов (из местных офицеров): "Хуже, бля, только чеченцы". Однако, русское меньшинство также было сложносоставным - поскольку в Тарту евреев брали без квоты, то они туда (сюда) слетались в советское время отовсюду, как мотыльки. Особенно много было киевских и черновицких.
Этот факт становился, конечно, предметом рефлексии начальства. Майор, например, Топкин однажды выразился так: "Ландесман, Пятецкий, что вы дурака валяете? Я ведь вас видел там, на Синае, нормально воюете, если захотите!"
У этого самого майора Топкина был малолетний сын, который время проводил вместе с нами в военных лагерях. Такой довольно противный пацан лет десяти.
Меня почему-то Топкин-мл. полюбил (у меня вообще обычно неплохо с детьми ладить выходит) и давал мне разные полезные советы.
Советы же мне нужны были вот по какой причине: именно тем летом, сразу после военных лагерей я должен был жениться. Дата уже была назначена, кольца куплены, гости приглашены.
Из лагерей мне, однако, надо было еще вернуться в Тарту. А оттуда уж нестись в Киев за Светкиными рукой и сердцем.
И рисковал я опоздать на свадьбу.
Экзамен по огневой у нас был последний. Оценивался он по пятибальной системе, причем начальство заранее сообщило, что те, кто сдаст на "тройку" или "двойку" останутся на два дня разбирать лагерь и чистить оружие. Двоечники - чтобы заодно пересдать экзамен, а троечники - за компанию.
Именно поэтому я внимательно отнесся к этому экзамену, на предварительных стрельбах брал очки у Парсамова, чтобы стрелять нормально, целясь правым близоруким глазом, и прислушивался к советам мальчика Топкина.
В результате на экзамене я поразил все, что бежало, стояло и летело и получил "пятерку" - впервые в жизни. Она у меня, кстати, и в дипломе по военке стоит.
А вот Димка Азиатцев, вечный аккуратист и отличный стрелок, разволновался и стрелял куда-то в лес.
Но я был в таком кураже, что дождался, покуда отойдет отлить дежурный офицер с башни, поднялся туда и исправил в журнале димкину "единицу" на "четверку".
Поэтому домой мы ехали всей гоп-компанией. По дороге Азиатцев приговаривал: "Вот приедем в Тарту и дадим там копоти".
И мы действительно приехали в Тарту и дали там копоти.