Волнение настигло, обращаюсь
Дело в следующем. Пишу сценарий. Мука неимоверная. Требую жесточайшей и придирчивой критики. Ставлю самый слабый отрывок:

Кабинет Потемкина. За столом Светлейший в халате и лохматый, на шее шелковый розовый платок, напротив – Попов с толстой папкой бумаг. Кабинет просторен, уставлен книгами, русским и трофейным турецким оружием. Тут же полуманекены с образцами потемкинской униформы. Две двери. Одна двустворчатая напротив стола, другая в спальню, сбоку. За окнами силуэт Петропавловской крепости.

Закадровый голос:
Рабочий день некоронованного императора Российской Империи, тайного, но законного мужа императрицы Екатерины II, князя Священной Римской Империи, фельдмаршала, Президента Военной Коллегии и генерал-губернатора Новороссии и Тавриды Григория Александровича Потемкина начинался очень рано. Этот день не был исключением. Едва открыв глаза и набросив халат, он уже слушал доклад управляющего своей канцелярией подполковника и кавалера Василия Степановича Попова.

Потемкин задумчиво рассматривает бумагу, грызя ноготь и вращая в руке перо.
Потемкин (раздраженно):
-- Василий Степанович, да положи ты эту папку на стол!
Попов кладет папку.
Потемкин:
-- Ну а как ты сам считаешь, справится этот купчина? Построит в срок заводик?
Попов:
-- В воровстве я его не замечал, Ваша Светлость. А слежу за ним давно.
Потемкин:
-- Ладно. Дадим ему денег. Но присматривай за делом этим.
Попов отвечает небыстрым кивком головы и заметным вытягиванием по стойке «смирно».
Потемкин подписывает бумагу и протягивает ее Попову.
Потемкин:
-- Что еще?
Попов (присыпая подпись Потемкина песком):
-- Еще жид от Шкловских евреев делегированный и некто Ахилл Овцын с прошением.
Потемкин оживляется лицом:
-- Овцын? Ахилл? Ну-ка дай-ка прошение.
Попов подает.
Потемкин открывает конверт, достает бумагу. Читает.

Закадровый голос:
«Милостивый государь, батюшка Григорий Александрович!
Отправляю к вам своего недоросля Ахилла. Годов ему уже четырнадцать, пора и делом заняться. Надеюсь не оставите его своей милостью. Один он у меня. А без него я тоже один остался – матушка его уже четыре зимы, как Богу душу отдала. Помните, верно, подарок свой? Я же пребываю в здравии и молюсь о вашем. Надеюсь, не бросите моего сироту, а доведете до ума его таланты и заставите их верно служить России и Государыне.
Припадаю к стопам вашим Игнат Овцын».

Потемкин встает и с бумагой подходит к окну. Смотрит. Нева и силуэт Петропавловки начинают мутнеть и превращаются в побережье Днестра. Потемкин на пятнадцать лет моложе, генерал-майор, верхом. Рядом, тоже верхом, заслоняя его собой, капитан Игнат Овцын. Заметно крупнее Потемкина. За его спиной, метрах в 100, в них целиться десяток турок.
Овцын (говорит абсолютно бесстрастно и спокойно):
-- Ваше превосходительство. Рисковать ныне причины нет. Но недурно было бы из-под обстрела уйти.
За спиной Овцына стреляют турки. Свистят пули. Овцын приникает к Потемкину уже явно закрывая его собой. С Овцына слетает треуголка. Потемкин ловит ее. За спиной Овцына турки перезаряжают. Потемкин протягивает Овцыну шляпу. Тот берет ее и всовывает под мышку.
Овцын (с той же интонацией и абсолютно не изменившись лицом):
-- Ваше превосходительство. Вот и шляпку турок мне испортил. А вдруг завтра в бой? Как же в дырявой?
Потемкин:
-- Уговорил. Поехали.
Скачут рысью переходящей в галоп по берегу. Причем Овцын по-прежнему загораживает Потемкина собой.

У русского аванпоста Потемкин и Овцын переходят на шаг. Потемкин неторопливо спешивается. Овцын бесстрастно сидит в седле.
Потемкин (выдержав вопросительную паузу):
-- Игнат Димитриевич!
Овцын (понимающе):
-- Да, ваше превосходительство.
Овцын неловко сползает с коня и падает. Теряет сознание. Потемкин с удивлением подходит и видит две пулевые дырки в правой ноге Овцына. Под лосинами кровища, след от которой тянется вдаль.
Потемкин:
-- Сынки!
Подбегают усатые солдаты.
-- К лекарю капитана!

Русский лагерь после разгрома турок. Кружками сидят полуголые и босые пленные. В месте для торга солдаты незанятые службой торгуются с жидами и цыганами. Продают тряпки, обувь, прочие трофеи. Пьют и поют у костров. Между ними ходят выпившие казаки и волокут верещащих турчанок. Невдалеке дорога. На дороге длинный обоз с охранением из казаков. На одной из подвод Овцын без ноги. Нога отрезана почти до паха. Рядом Потемкин с хмурым лицом.
Потемкин:
-- Вот ведь как Игнат Димитриевич. За жизнь мою ноги ты своей лишился. Должник я твой.
Овцын (слабым, но бесстрастным и твердым голосом):
-- Ваше превосходительство. Григорий Александрович! Считаю счастьем, что служил рядом с вами. Бог с ней с ногой. Не должны вы мне ничего. За вашу светлую голову и жизнь готов отдать в любой момент.
Потемкин:
-- Молчите, Игнат Дмитриевич. (Пауза. Переходит на «ты».) Силы побереги. Знай лишь, всегда тебя буду помнить. Родной ты мне теперь человек. Крови за меня своей не пощадил. Знаю, мелочь, но для утешения тебе, вот девицу прими. Паши дочь. От самого Магомета род ведет. Припугнул я ее немного. Чтоб верна была тебе до гроба.
Говоря это, Потемкин поворачивается и выталкивает из-за себя девицу. Красивую, лет 15-ти. Обращается к ней (по-турецки):
-- Садись к господину своему. В его руках жизнь твоя и счастье.
Испуганная турчанка лезет на подводу и садиться калачиком в ноге Овцына.
Овцын:
-- Спаси вас Бог, Григорий Александрович. Прощайте!
Потемкин:
-- Прощай, спаситель мой.
На глазах Потемкина блестят слезы. Лицо начинает стареть и приобретает вид такого же, какое было до воспоминания. Но слезы все равно блестят. Потемкин глядит в окно. За окном Нева и силуэт Петропавловки.

Потемкин наклоняет голову и поворачивается к Попову.
Потемкин:
-- Зови недоросля Овцына.
Попов поворачивается, идет к двери, выходит. Слышен его громкий голос: «Недоросль Ахилл Овцын! К Светлейшему!»
Потемкин сидит за столом. Дверь открывается и входит Попов, а за ним Ахилл Овцын, вылитый отец на 20 лет моложе. Попов Овцыну по плечо. Потемкин смотрит на Овцына. Тот в зеленой куртке, зеленых штанах и сапогах с отворотами. В руке зеленый картуз. Останавливается напротив Потемкина. Рядом Попов. Потемкин долго смотрит на недоросля. Наконец энергично говорит:
-- Ахилл значит? Овцына сын? Папеньку твоего помню. Славный воин, на Днестре и под Хотиным турку спуску не давал.
Недоросль, здоровенный бугай с серыми ничего не выражающими глазами, стоит не шелохнувшись, и на обращение никак не реагирует.
Потемкин:
-- Оробел что-ли? Молчишь что?
Овцын (с голосом и интонацией отца):
-- Не оробел Ваша Светлость. Наказ батюшкин исполняю.
Потемкин:
-- Какой наказ?
Овцын:
-- Внимать вам, как ему, и попусту не говорить.
Лицо и интонация Потемкина становится задумчивыми.
Потемкин:
-- Ты в какой полк записан был сызмальства?
Овцын:
-- В Измайловский Ваша Светлость.
Потемкин:
-- В седле уверенно сидишь?
Овцын:
-- Сызмальства Ваша Светлость.
Потемкин:
-- Возьму тебя к себе в шевалергарды. Посмотрю, каков ты, гневный Ахилл Игнатов сын.
Овцын продолжает молчать, а Потемкин, как будто совсем уходит в себя и начинает задавать вопросы, будто не Овцыну. Однако ответы получает по-прежнему бесстрастные. Попов делает какие-то пометки в небольшой книжке карманного размера грифелем.
Потемкин:
-- Чему обучен и какие языки ведает Ахилл сын Игната Овцына?
Овцын:
-- Латинский и древнегреческий ведомы Ваша Светлость. Английский, немецкий, турецкий и французский также. По-итальянски немного способен. Язык Япони немного устно разумею, но камчадальский лучше, жаль писать они не умеют. Жидовский знаю и устный и письменный. Китайский. Логику прошел, алгебру, историю, несколько из химии. О праве и политике представление имею, а также об этике и философии.
Потемкин:
-- Где ж Ахилл все это постиг? Вот хотя бы наречие японцкое?
Овцын:
-- Батюшка заставлял. По-русски запрещал днями говорить. День на французском только через учителя француза, день на ином наречии. А японцкого учителя батюшка у господина Шелихова мне выписал.
Лицо Потемкина меняется с задумчивого на весьма заинтересованное. Лицо Овцына по-прежнему бесстрастно.
Потемкин:
-- Ну, эти науки для службы кавалергардом Ахиллу вряд ли понадобятся. А силен ли он? Драться любит Ахилл Игнатов сын?
Овцын:
-- Сызмальства папенькой приучен. На кулаках, на палках, шпажному делу, рогатиной, штыком, ножом, топором...
Потемкин прерывает бесстрастное перечисление Овцына рукой и встает. Его лицо опять становиться задумчивым.
Потемкин:
-- Верю, верю, достаточно. Итак, беру тебя в Кавалергардский корпус кавалергардом с производством в армейские поручики. Запоминай. Главная служба Кавалергардского корпуса - охрана особы нашей Всемилостивой Матушки Императрицы. Где она, там и кавалергарды. Кроме того, кавалергарды употребляются для важных посылок. Пойдешь сейчас в корпусную канцелярию, в дом Демидова по Большой Миллионной улице. Это рядом. Дам ливрейного, проводит. Там Ахиллес, после апробации бумаг нашей Всемилостивой Матушкой Императрицей, службу и начнет. Интересный кавалергард может из Ахиллеса получиться. Есть ли у Ахиллеса вопросы?
Овцын:
-- Нет, Ваша Светлость.
Потемкин:
-- На том и порешим. Ступай, Ахиллес Игнатов сын. Экий ты спокойный. Интересно, каков ты в гневе. Ну да видно будет.
Тут же Потемкин обращается к Попову:
-- Василий Степанович, дай кавалергарду Прохора в проводники. И жида позови.
Попов кивает, приняв стойку «смирно»:
Попов:
-- Слушаюсь, Ваша Светлость.

Овцын и Попов выходят от Потемкина. Двое ливрейных (ливреи палевые с голубым и серебряным позументом) закрывают за ними двери. Попов глядит в сторону.
Попов:
-- Прохор!
Поворачивается к Овцыну.
Попов:
-- Прохор проводит тебя в корпус Светлейшего.
Поворачивается к подошедшему амбалу в ливрее.
Попов:
-- Прохор, проводишь дворянина в корпус, но сперва в канцелярию. Пусть выпишут, что надо.
С этими словами Попов выдирает из своей книжки лист, складывает его вдвое и дает Прохору. Затем Попов оборачивается от них к залу, где стоят и сидят человек десять в цивильном и старом (непотемкинском) военном платье.
Попов:
-- Сруль Бен Лазар! К Светлейшему.
Колоритный пейсатый и бородатый пожилой еврей без кипы трусит к Попову.

Мостовая на Миллионной. Прохор и Овцын идут. За ними четверо здоровенных парней возраста Овцына, таких же крепышей, но в крестьянской одежде: зеленые кафтаны, полосатые шаровары, простые сапоги. Это люди Овцына. Вокруг много прохожих в цивильном и гражданском платье. Картина праздничная и красивая. Ярко светит солнце. Весна. Миллионная заставлена экипажами. Рядом с ними много лакеев в разноцветных ливреях.

Закадровый голос:
Уголовные преступления в тогдашней России были большой редкостью. Империя процветала. Народ жил богато и очень хорошо питался. Недаром русскую армию в те годы считали армией великанов, русские были самым рослым и зажиточным народом Европы.
Одновременно с закадровым голосом радостная картинка на Миллионной меняется на картинку разгула, пьянок, диких увеселений, картежных столов с игроками, стреляющими себя проигравшими, дуэлями, визжащими голыми бабами и задумчивое лицо князя Потемкина.

Закадровый голос:
То, что рассказал Потемкину, делегированный Шкловскими евреями Сруль Бен Лазар, очень встревожило Светлейшего. В денежном обращении Империи появились фальшивые ассигнации. Следы вели в Шклов, город, который Екатерина подарила одному из своих отставленных фаворитов Зоричу. Гуляка Зорич превратил заштатный белорусский городок в мировую игорную столицу наподобие нынешнего Лас-Вегаса или Монако. Туда съезжались игроки, шулеры, мошенники и авантюристы со всего мира. За день там проигрывались целые состояния. Подделки, которые Сруль Бен Лазар показал Светлейшему князю Потемкину, были выполнены на высочайшем уровне. Такие фальшивки могли изготовить лишь профессионалы экстра-класса, мастера мирового уровня. Попахивало государственным преступлением.

Покои Императрицы. Анфилада. Кавалергард Овцын вольно стоит на часах у одной из дверей. Рядом мальчишки пажи играют в кулачки на шелобаны и смеются. Вдруг из дверей напротив показывается голова в кавалергардской каске и рука. Щелкают пальцы. Овцын делает то же самое для кавалергарда стоящего у следующих дверей и делает «на караул». Пажи моментально смирнеют, затихают и становятся вдоль стенки. Шепчут: «Матушка идет».
Показывается Екатерина и с десяток фрейлин разного возраста. Две совсем юные, три постарше. Остальные – возраста Екатерины. Все смеются. Говорят по-французски. Одна, очень красивая, юная фрейлина, заканчивает свою историю.
Локонова:
-- И вот я ему врезала, а он спьяну видно не понял, и закричал, что он граф Мердебургский! И орет на меня: А кто ты? Я и отвечаю, что я фрейлина Государыни Всероссийской. Так вот не поверите, Ваше Величество, – он наделал себе в штаны, да так испугался, что хмель с него слетел, он прыгнул на колени и стал умолять меня, чтобы я вам эту историю не рассказывала.
Подходят к Овцыну.
Екатерина (улыбаясь и почти смеясь, и тоже на французском):
-- Жидковатый граф тебе Локонова попался. Одно слово немец. Не-то что наши, русские. Плюгавые они все, эти немцы. То ли дело наши красавцы. Женихи, как в сказке все. Богатыри, витязи, как на подбор.
Подошли к Овцыну.
Екатерина (по-русски, смех фрейлин тихо перешел в любопытство):
-- Смотри-ка, новенький. Каких молодцов подбирает Светлейший мне в охранители. Глаз не оторвать. Как звать? Сколько лет?
Овцын (как обычно бесстрастно):
-- Овцын Ахилл, Игнатов сын. От роду четырнадцать, Ваше Величество.
Екатерина, обращаясь к Локоновой:
-- Смотри-ка, твой ровесник, Локонова. Да еще и Ахилл! Хотела бы побыть у него Брисеидой?
Локонова (с интересом глядя на Овцына, по-французски):
-- Помилуйте, Государыня, да какой же в том смысл? Ведь у такого юного кавалера меня отобрать даже Агамемнон не потребуется. Любой Терсит отберет!
Екатерина (нахмурившись, по-русски, к Овцыну):
-- Что Ахилл, защитил бы ты Брисеиду, если бы пленил?
Овцын (бесстрастно и по-французски):
-- Защищать имущество Государыни не щадя жизни своей - мой долг Ваше Величество.
Екатерина хохочет. Фрейлины смеются. Локонова надулась и покраснела.
Екатерина (встав напротив Овцына, улыбаясь и довольно покачивая головой):
-- Каких молодцов подбирает Светлейший мне в охранители. Глаз не оторвать.