Навеяно память смертной-умерла Наталья Мамонтова,замечательный человек и историк искусства
Смерть-это покой,-как-то после тяжелейшего приступа сказала мне мама.Для всех ли?Чтобы подготовиться к ней,нужно пройти некий путь либо подвижничества,либо страдания.Мама прошла второй и ушла с миром ко Господу.

Мы приходим в Церковь совершенными младенцами. Слышим, что нужно исповедоваться, причащаться. Что это? Как нужно к этому подходить? Что говорить незнакомому человеку в необычном, непривычном для нас облачении? Да и просто, как можно сказать о своем глубинном неизвестно кому? Мое «я» так своеобычно, так неординарно, так значительно, – и вдруг … Я не сделал никогда никакого тяжелого преступления, стараюсь быть порядочным человеком, а тут требуется говорить о каких-то грехах. Да и что такое грех? Это понятие так неоднозначно: быть может, то, что для меня – норма или добродетель, для другого – грех, и наоборот… Стою, жду своей очереди, а мысли мятутся, душа неспокойна: вот – женщина исповедуется, плачет, бедная, да так горько. Наверное, у нее горе какое-нибудь, а священник резко ей как отвечает. Жалости нет у него, что ли? А вон умник какой-то целый свиток разворачивает: это что же, он столько натворил? За всю жизнь не успеть столько набедокурить. Господи, да о чем же я сейчас с батюшкой говорить-то буду? – Так или примерно так рассуждает человек, входящий в Церковь. Чтобы ответить ему, мы постарались использовать духовные советы известных старцев последнего времени (архимандрита Иоанна (Крестьянкина), протоиерея Тихона Пелиха и других), объединив их наставления и придав им форму диалога наставника с начинающим послушником.
Игумен: Сейчас вы прослушали Чин Общей Исповеди, теперь подходите к духовникам по одному и кайтесь в своих личных согрешениях.
Послушник: Отче, позвольте мне исповедоваться у Вас.
Игумен: Простите, но Вы не знаете моих требований к исповедникам, Вам будет трудно. Было бы лучше на первый раз обратиться к другому батюшке. Если угодно, я готов встретиться с Вами после исповеди. <…>.
Послушник: Отче, сердце мое расположилось открыться Вам и исполнено доверия. Разрешите мне попробовать, я буду стараться исполнять Ваши указания и учиться исповедоваться. Но разве не одинаковые правила исповеди у всех духовников?
Игумен: Видите ли, юноша, Господь по милости Своей создал нас разными. Люди подобны цветам в саду Небесного Садовника: среди них нет двоих совершенно одинаковых. Особенности духовного и нравственного воспитания, духовного устроения, душевных качеств определяют некий внутренний строй человека. Подобное тянется к подобному. Поэтому каждый избирает для себя то, что ему ближе. За много лет у меня сложился довольно строгий порядок исповеди, который не каждому по душе.
Послушник: Чем же он отличается от других?
Игумен: Первое условие – на исповеди, где Вы стоите на Суде Божием, говорить только о своих грехах. Лаконично открывать свои духовные недуги, кратко называя грехи. Все подробности, недоумения, вопросы, скорби следует отложить на некоторое время. После службы я охотно приму Вас, и у нас будет достаточно времени для того, чтобы побеседовать и разобраться в причинах тех или иных поступков или событий. Поймите, нельзя нарушать таинство. Во время таинства исповеди не должно быть никаких разговоров, только покаяние в грехах.
Послушник: Но ведь я должен объяснить, что послужило поводом для моего падения, как пришел я к греховному поступку.
Игумен: Именно эти попытки объясниться говорят о том, что в глубине сердечной Вы не считаете себя действительно виновным и пытаетесь оправдаться, обвинить другого человека или жизненные обстоятельства в своем проступке. Вы представляете, как звучит обвинительный приговор преступнику?
Послушник: Ну, да: совершил то-то и то-то, виновен.
Игумен: Верно. Так и здесь, только Судья – Господь Иисус Христос, а Вы – сам себе обвинитель. Поэтому и Вы должны только открыть свою душу и, указывая на черные пятна, объявлять: совершил то-то и то-то, виновен.
Послушник: Но это очень страшно, батюшка. За мной – ад и казнящие злые духи, передо мной – Светлейший Спаситель, и я – виновен без всякого снисхождения. Вопрос поставлен так жестко и так …
Игумен: Вы хотели сказать, жестоко, беспощадно? В известном смысле Вы правы. Но духовная жизнь вообще беспощадна. Здесь господствует ясность, прозрачность правды. А правда не всегда бывает мягкой. Пожалуй, очень редко. Милость и Истина встретились на Кресте. Искреннее покаяние – тоже крест. Поэтому с нашей стороны может быть только одно: полная откровенность Богу, отсечение малейшей попытки оправдать себя самому, принятие всей полноты вины на себя, беспощадность к себе. Оправдательный приговор, помилование предадим в руки Тому, кто видит и знает тончайшие изгибы нашего сердца, нашей мысли.
Послушник: Отче, но ведь столь безжалостное самоосуждение может привести к отчаянию, к безысходности.
Игумен: Только если мы будем засуживать себя, то есть не просто признаваться в проступках и плакать о содеянном, но станем на место Судии и вынесем окончательный приговор. Это – не наша мера, но Божия. Потом, где же наше доверие Господу? Если мы честно читаем молитву «Отче наш», то, стало быть, считаем себя чадами Божиими. Если мы искренне с болью сердечной сожалеем и скорбим о содеянном, то почему не доверяем любви Отчей?
Послушник: Правда, батюшка, у меня очень мало живой веры-доверия ко Христу.
Игумен: Именно: мы чаще всего относимся к Богу либо как к беспощадному, карающему существу (помните строку Ф. И. Тютчева «все отнял у меня казнящий Бог»?), либо, напротив, как к кому-то аморфно-мягкотелому (привычно-бездумная поговорка: «Бог милостив, простит, это по немощи»). Если б мы хотя иногда живо чувствовали Присутствие Божие! Но, увы! нам проще либо прятаться в тюрьму запретов и страхов, либо, напротив, падать в бездну вседозволенности. Потому что не видим Господа рядом с нами.
Послушник: Но Он в это время близко от нас.
Игумен: Да, и зрит сердце наше.
Послушник: Отче, прошу Вас научить меня правильно подготовиться к следующей исповеди.
Игумен: Что же, попробуйте. Приедете к нам через недельку, потрудитесь в эти дни. Хочу предложить Вам немалый подвиг.