Вот -смысл нео-искусства гельманоидов
-- Бьюсь об заклад, что он уже пронюхал. Катишь Берестову!
-- Какую?.. Какую Катишь?-- плотоядно задрожал голос старца.
-- А-a, какую Катишь? А вот здесь, налево, в пяти шагах от меня, от вас в десяти. Она уж здесь пятый день, и если б вы знали, grand-père, что это за мерзавочка... хорошего дома, воспитанна и -- монстр, монстр до последней степени! Я там ее никому не показывал, один я изнал... Катишь, откликнись!
-- Хи-хи-хи! -- откликнулся надтреснутый звук девичьего голоска, но в нем послышалось нечто вроде укола иголки.-- Хи-хи-хи!
-- И блон-ди-ночка?-- обрывисто в три звука пролепетал grand-père.
-- Хи-хи-хи!
-- Мне... мне давно уже,-- залепетал, задыхаясь, старец,-- нравилась мечта о блондиночке... лет пятнадцати... и именно при такой обстановке...

-- Довольно, и далее, я уверен, всё вздор. Главное, два или три месяца жизни и в конце концов -- бобок. Я предлагаю всем провести эти два месяца как можно приятнее и для того всем устроиться на иных основаниях. Господа! я предлагаю ничего не стыдиться!
-- Ах, давайте, давайте ничего не стыдиться! -- послышались многие голоса, и, странно, послышались даже совсем новые голоса, значит, тем временем вновь проснувшихся. С особенною готовностью прогремел басом свое согласие совсем уже очнувшийся инженер. Девочка Катишь радостно захихикала.
-- Ах, как я хочу ничего не стыдиться! -- с восторгом воскликнула Авдотья Игнатьевна.
-- Слышите, уж коли Авдотья Игнатьевна хочет ничего не стыдиться...
-- Нет-нет-нет, Клиневич, я стыдилась, я все-таки там стыдилась, а здесь я ужасно, ужасно хочу ничего не стыдиться!
-- Я понимаю, Клиневич,-- пробасил инженер,-- что вы предлагаете устроить здешнюю, так сказать, жизнь на новых и уже разумных началах.
-- Ну, это мне наплевать! На этот счет подождем Кудеярова, вчера принесли. Проснется и вам всё объяснит. Это такое лицо, такое великанское лицо! Завтра, кажется, притащат еще одного естественника, одного офицера наверно и, если не ошибаюсь, дня через три-четыре одного фельетониста, и, кажется, вместе с редактором. Впрочем, черт с ними, но только нас соберется своя кучка и у нас всё само собою устроится. Но пока я хочу, чтоб не лгать. Я только этого и хочу, потому что это главное. На земле жить и не лгать невозможно, ибо жизнь и ложь синонимы; ну а здесь мы для смеху будем не лгать. Черт возьми, ведь значит же что-нибудь могила! Мы все будем вслух рассказывать наши истории и уже ничего не стыдиться. Я прежде всех про себя расскажу. Я, знаете, из плотоядных. Всё это там вверху было связано гнилыми веревками. Долой веревки, и проживем эти два месяца в самой бесстыдной правде! Заголимся и обнажимся!
-- Обнажимся, обнажимся! -- закричали во все голоса.
-- Я ужасно, ужасно хочу обнажиться! -- взвизгнула Авдотья Игнатьевна.
-- Ах... ах... Ах, я вижу, что здесь будет весело, я нехочу к Эку!
-- Нет, я бы пожил, нет, знаете, я бы пожил!
-- Хи-хи-хи! -- хихикала Катишь.
-- Главное, что никто не может нам запретить, и хоть Первоедов, я вижу, и сердится, а рукой он меня все-таки не достанет. Grand-père, вы согласны?
-- Я совершенно, совершенно согласен и с величайшим моим удовольствием, но с тем, что Катишь начнет первая свою би-о-графию.
-- Протестую! протестую изо всех сил,-- с твердостию произнес генерал Первоедов.
-- Ваше превосходительство! -- в торопливом волнении и понизив голос лепетал и убеждал негодяй Лебезятников,-- ваше превосходительство, ведь это нам даже выгоднее, если мы согласимся. Тут, знаете, эта девочка... и наконец, все эти разные штучки..
-- Положим, девочка, но...
-- Выгоднее, ваше превосходительство, ей-богу бы выгоднее! Ну хоть для примерчика, ну хоть попробуем...

http://az.lib.ru/d/dostoewskij_f_m/text_0320.shtml