Кто доказывает слишком, тот ничего не доказывает.
9 /IV 38 г.

№295

ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕННЕЙШЕМУ ВЕНИАМИНУ, АРХИЕПИСКОПУ АЛЕУТСКОМУ И С. АМЕРИКАНСКОМУ ЭКЗАРХУ МОСКОВСКОЙ ПАТРИАРХИИ В АМЕРИКЕ.

Взаимно и заблаговременно поздравляю Вас, Преосвященного Антонина и всех с Вами с приближающимся праздником праздников и радостно отвечаю на Ваш привет: “Воистину воскресе Христос!”

<...>

Ваш Георгий обрушился на нас /на Вас и на меня/ целым обвалом, отлучил нас от Церкви и объявляет безблагодатными. Конечно, кто доказывает слишком, тот ничего не доказывает. А все-таки... Он описывает, как Вы назначили во священники человека, не знающего даже азбуки литургической, и уж посвятили его во диаконы, а потом, после письма к Вам Георгия, сами убедились, что ставить такого нельзя, и со скандалом отменили хиротонию... Потом, Церковь дала Вам послушание — управление епархией, что требует всей Вашей души, а Вы зачем-то берете на себя защиту имябожничества. Защита эта для Церкви, по меньшей мере, не нужна. Если бы “новый догмат” нужен был для Церкви, неужели бы она в продолжении девятнадцати веков не позаботилась его формулировать и утвердить? Почему предлагают этот догмат не Симеон, — Новый Богослов, не Каллист и Игнатий, не кто-либо другой из великих отцев церкви, а какой-то иерогусар Булатович? /Насколько помню, сам Иларион высказывал свой “догмат” в качестве догадки и не требовал, чтобы вся церковь становилась на колени пред его догадкой/. Показательно отношение Е. Феофана Затворника: он ли не знал подвижнической литературы? При этом и авторитетом обладал и ученым, и иерархическим, и подвижническим. В вопросах меньшей важности он не стеснялся высказываться очень независимо. А нового догмата Преосв. Феофан не только не предлагает, но и совсем о нем молчит. Вы усиленно ссылаетесь на о. Иоанна Кронштадтского. Не будем отрицать, что о. Иоанна, как и многих духовных писателей, можно поймать на слове /Булатович это и делал/. Правильнее, однако, иметь в виду, что всякий подвижник в своих речах и писаниях пытается выразить свои внутренние переживания и притом, насколько вообще достижимо это человеческому слову. Вот почему ни о. Иоанн, ни кто другой и в мыслях не имели выдавать свое описание за логически выведенную формулу, да еще обязательную для Церкви. Мне, напр., думается, что Е. Феофан... переживание /Иисус Христос — в Его имени/ на более для нас понятном языке, выражает указанием, что при молитве не нужно иметь каких-нибудь пространственных представлений, а нужно просто веровать, что Он — “туг”, с нами и только. Воображать, а также и умствовать, как это происходит, и безполезно. Существа тайны все равно постигнуть умом нельзя, да и очень опасно, потому что умствование, в особенности при свойственной нам несовершенным самонадеянности, легко может завести в заблуждение. Синодальное постановление не противопоставляет догмату Булатовича свой догмат; оно только показывает, что догмат Бу-латовича можно понимать крайне механически /как и понимают некоторые/ и он тогда неизбежно поведет к извращению духовной жизни. Поэтому, молитесь, но не умствуйте над молитвой. Монастырские старцы так и поняли. Они не могли, конечно, удовлетвориться нашими духовно незрелыми семинарскими разсуждениями; однако, предостережение признали и законным и обоснованным, почему и подчинились ему. Тем паче нужно бы ожидать того от нас, архипастырей...

<...>

ЗРИ: Переписка:http://www.krotov.info/acts/20/1930/1937f_1.html