О корнях церковных реформаторов-2
Действительно, богослужение составляет душу церковной жизни, и таковым оно является в понимании православного русского народа, для которого сама жизнь Церкви вполне равнозначна тому, что совершается в храме. Православное богослужение – это один из главных способов выражения любви к Богу и лучшая школа для развития молитвенного общения паствы на приходе.

Вопрос о понятности богослужения является одним из наиболее важных вопросов русской церковной жизни, так как в деле утверждения в православной вере богослужение служит для народа самым надежным средством в виду особенной его назидательности. Святитель Феофан Затворник в конце 19 века писал об этом так: «Наши богослужебные песнопения все назидательны, глубокомысленны и возвышенны. В них вся наука богословская и всё нравоучение христианское, и все утешения, и все устрашения. Внимающим им можно обойтись без всяких других учительных христианских книг» (Собрание писем. Вып. 2. Письмо 289).

Донести до верующих православных людей красоту, глубину мысли и религиозного воодушевления богослужебных песнопений и молитв является не только необходимостью, но и священной обязанностью Церкви учащей. Для этих целей служит традиционный в Русской Православной Церкви славянский язык, уже тысячу лет звучащий в наших храмах.

Обер-прокурор Святейшего Синода Российской Православной Церкви К.П. Победоносцев в 1906 году писал: «Наш ЦСЯ – великое сокровище нашего духа, драгоценный источник и вдохновитель нашей народной речи…Ведь он – искони родной, свой нашему народу, на нем образовался нормальный, классический строй русского языка, и чем дальше отступает от этого корня язык литературы, тем более он портится, теряет определенность и ясность и тем менее становится родным и понятным народу…Ведь такого сокровища, какое есть у нас, не имеет ни одна Церковь, кроме Православной (3,73)»....

Нужно помнить, что богатый, благозвучный и боговдохновенный язык богослужения, образно говоря, – лоза, а русский литературный язык – ветвь, привитая к ней; и эта ветвь дала обильные плоды классической русской культуры именно благодаря своему языковому корню. Насыщенный глубокими богословскими смыслами, ЦСЯ всегда благотворно влиял на неунормированный бытовой народный язык, содействовал единству русского языка, цементируя его, не давая распылиться на огромных русских пространствах. Замедлив активность процессов изменения русского языка в истории, ЦСЯ способствовал доступности и понятности его через многие века.

Отмена в богослужении ЦСЯ сыграла бы роковую роль и для русского языка. Исследователи его (в частности А.Л. Бём) свидетельствует, что «борьба с Церковью в советской России и насаждение в обществе безбожия имели своим следствием оскудение русского литературного языка, лишившегося многовековой церковнославянской подпитки» (2,47). Отсечение ЦСЯ изменило языковую ситуацию в России в ХХ веке в целом: исчез священный духоносный пласт языка, следовательно, изменилась иерархия языковых ценностей. Что ранее было в языковом подполье – теперь нагло лезет в уши и стремится стать нормой языкового употребления. Вместо великого классического русского языка постепенно образовался и стал востребованным убогий новояз, жаргон, приправленный множеством английских терминов. Ветвь, отсеченная от лозы, быстро хиреет и дичает. Об этом тревожился и академик Д.С. Лихачев, говоря, что отказ от употребления ЦСЯ в церковной жизни и от изучения в школе приведет к дальнейшему оскудению культуры в России, так как русский язык очищается и облагораживается только благодаря Церкви.

Перевод богослужения на русский язык неизбежно приведет к тому, что через несколько поколений придется и русскую классику 18-19 веков, насыщенную обильно славянизмами, читать в адаптированном к пониманию обывателя варианте...

Церковнославянизмы следует воспринимать как специальные церковные термины, которые невозможно адекватно перевести. Их значение можно уточнять по словарю, как мы это делаем, читая научную литературу, перегруженную англоязычной терминологией, без которой использующие ее и в русском языке не обходятся.

Об этом так рассуждал святогорец архимандрит Софроний (Сахаров): «Все без исключения затрачивают огромные усилия для усвоения сложных терминологий различных областей или технического знания…Для такого – овладеть совсем небольшим количеством неупотребительных в обыденной жизни слов – дело нескольких часов. Почему бы понуждать Церковь к утрате языка необходимого, для выражения свойственных ей высших форм богословия или духовных опытов» (3,275)...

По мере общего расцерковления жизни высшего общества в 19 веке мысль об упрощении и облегчении восприятия богослужения находила все большее число сторонников даже в самой церковной среде. Они полагали, что пойдя на уступки в области языка можно вернуть к церковной жизни колеблющихся и охладевших к ней чад. История показала несбыточность подобных надежд.

Начало дискуссий о литургическом языке Церкви восходит к середине 19 века. Оно было связано с появлением переводов Священного Писании на русский язык (Синодальные издания 1870-ых годов). В конце 19 века стали появляться параллельные русско-церковнославянские издания некоторых богослужебных текстов (канонов). Они являлись учебными и вспомогательными пособиями для мирян, для облегчения понимания богослужения. В свою очередь это вызвало серьезную полемику, вылившуюся на страницы церковной периодики (насчитывается более 150-ти публикаций за начало ХХ века), поляризовавших общество по вопросу реформ в области церковного языка....

250 лет тому назад предрекал это великий русский деятель науки М.В. Ломоносов: «Российский язык в полной силе, красоте и богатстве, переменам и упадку неподвижен утвердится, коль долго Церковь Российская славословием Божиим на славянском языке украшаться будет».

Полностью: http://www.church.by/resource/Dir0301/Dir0302/Page0331.html