|
|
Пишет rivertsna (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} rivertsna)@ 2011-07-17 21:00:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
О верности традиции
Отец Владислав, мы хотели бы поинтересоваться: как Вы относитесь к этому проекту и ко всем попыткам полной или частичной русификации и «усовершенствования» наших богослужений?
– Отрицательно. Это, наверное, естественно для священника традиционных взглядов, который не является ни сторонником обновленчества, ни сторонником экуменизма, ни сторонником какого-то «исправления» и изменения основ нашей Церкви и Православного вероучения.
На эту тему написано много статей действительно авторитетными людьми, серьезными богословами, например, сщмч. Андроником (Никольским), архим. Рафаилом (Карелиным) и другими, где четко, доступно и понятно разъясняется вся пагубность для Русской Православной Церкви изменения богослужебного церковно-славянского языка. Поэтому отношение абсолютно отрицательное.
– А как, по-Вашему, отреагируют на этот проект православный народ и священство? Много найдется его сторонников?
– Сейчас сложно судить, потому что в Церкви появилось много молодых священников, только окончивших семинарии, где, к сожалению, эти идеи распространены среди преподавательского состава. Но все-таки я думаю, что священники более старого, скажем так, призыва, тем более те, которые рукополагались еще при советской власти и в начале 90-х годов, будут против.
– А если все-таки соотнести, как Вы считаете, батюшка, больше будет противников или сторонников?
– По-моему, большинство будет против.
– А миряне? Среди них, как думаете, какая реакция будет преобладать?
– У нас на приходе люди этого не примут, это точно. Ведь те, кто «втянулись», воцерковились, они уже усвоили нашу русскую многовековую традицию как что-то родное. И попытки ее изменить, вырвать у нас эту, можно сказать, драгоценную жемчужину – церковно-славянский язык, который несравнимо богаче и красивее, чем русский, – вызовут недоумение, недовольство и несогласие.
– Сейчас проект разослан по епархиям и опубликован в СМИ для обсуждения. Но мне кажется, мы все равно не узнаем, какой была настоящая реакция. Хотя бы потому, что на тех сайтах, где размещен проект и которые освещают позицию его сторонников, установлена жесткая модерация комментариев: многие, не согласные с продвигаемой точкой зрения отклики не публикуются. Поэтому вполне возможно, что через какое-то время нам просто будет объявлено, что большинство полученных из епархий отзывов – положительные, и проект утвердят на церковном соборе. И тут возникает вопрос: к чему, на Ваш взгляд, к каким негативным последствиям может привести упорное, против воли верующих, навязывание этой инициативы сверху?
– Вы знаете, здесь и правда получается как с выборами, когда большинство голосовавших общались между собой и рассказывали, что «мы за него не голосовали», а потом оказалось, что подавляющее количество голосов отдано именно за этого не угодного людям кандидата. Примеры же на лицо, вот они, понимаете? Поэтому в данной ситуации, безусловно, есть люди, которые любыми путями захотят протолкнуть этот свой проект. Может быть, они искренне верят, что они правильно делают, – я не знаю, Бог им Судья. Но я однозначно могу сказать, что это вызовет нестроения в Церкви.
У нас и так много сложностей, у нас и так, к сожалению, в последнее время все больше и больше обостряется некое внутреннее церковное противостояние на почве различных нововведений, обновленческих инициатив. Поэтому, мне кажется, как минимум, эти люди должны задуматься – те, кто это продвигает и хочет обязательно, во что бы то ни стало внедрить в нашу современную церковную жизнь. Потому что я знаю, что очень многие категорически этого не примут и не будут даже ходить в такие храмы. Примером является католическая «церковь», где после второго ватиканского собора были проведены различные реформы, а результат оказался обратным тому, которого ожидали: «обновители» оттолкнули католиков-традиционалистов от своей «церкви», а особо-то никого и не привлекли. Скорее всего, в случае нововведений нечто подобное произойдет и в Русской Православной Церкви: реформаторы не привлекут, а, наоборот, оттолкнут искренне, глубоко верующих людей, для которых это будет неприемлемо и непонятно вообще, для чего все это делается.
– Действительно, с позиции верующего, воцерковленного человека трудно понять: зачем?
– Да, зачем это нужно? Что, это разве мешает появляться святым? Можно сейчас перечислять дореволюционных святых, можно перечислять современных старцев… В конце концов: зачем вам это надо, действительно?
Когда зачитывали пункты, я заметил, что некоторые из них друг другу противоречат. Если вы говорите о сохранении церковно-славянского языка, об обучении, так реализуйте все свои средства и силы именно на это. А так получается, какой смысл?.. Получается…
– Лукавство.
– Или лукавство, или тут есть даже медицинский диагноз: раздвоение личности. Ну ведь так? Если вы собираетесь переводить и исправлять, как вы тогда собираетесь сохранять церковно-славянский язык? Или одно, или другое в таком случае.
– Безусловно, батюшка…
– И здесь мне тоже не понятно… Но хотя с одной стороны мне не понятно, а с другой – понятно, что определенные силы пытаются разрушить Церковь. Это печально, конечно, что, может быть, среди них есть и искренне верующие священники, заблуждающиеся. Они, возможно, всей душой хотят стать более доступными для людей, некая миссионерская направленность у них присутствует… Я, наверное, могу понять по-человечески. Но знаете, есть такая поговорка: благими намерениями дорога в ад выложена. Здесь такое ощущение, что именно так и получается, что люди, которые хотят вроде бы действовать во благо для всех, для Церкви, на самом деле нанесут непоправимый ущерб. Потому что от их реформ существующие церковные нестроения только усилятся и могут даже вылиться в раскол. И самое-то главное: кого обвинять?
Сегодня часто говорят: «Это все раскольники, раскольники…» И часто приходится слышать такие слова в адрес ортодоксальных верующих, православных священников и простых мирян. Да, порой бывают какие-то переборы и крайности в их суждениях. Но с другой стороны, почему получается, что всегда именно эта сторона обвиняется в раскольничестве? Почему? Пусть бы задумались те люди, кто все это делает, что в раскол толкнуть могут именно они. На них вина за раскол будет еще больше, чем на тех, кто по ревности чрезмерной какие-то шаги слишком резкие совершат, неверные и неправильные.
Проблем у нас в Церкви хватает. А церковно-славянский язык проблемой не является. Поэтому в нашей ситуации определенно видно, что есть злонамеренные силы, работающие на раскол и уничтожение Русской Православной Церкви этими нововведениями, попытками церковно-славянский язык заменить русским. Почему? Да потому что просто-напросто сегодня догматическое наше учение сохраняется пока без повреждений именно в богослужебных текстах. Сейчас очень много книг, каких-то высказываний модернистски настроенных, так сказать, «богословов»…
– Действительно, батюшка! Например, митрополит Иларион (Алфеев) говорит (см.: http://www.inform-relig.ru/220510/kul.h
– Вот это и печально, что как раз попытаются, скорее всего, свое видение догматов и учения Церкви навязать в переводах. Как бы они не заверяли, что все будет сохраняться, лично я, видя их настрой, сомневаюсь. И я удивляюсь, как священники, живущие много лет в Церкви, молящиеся на церковно-славянском языке, имеют желание его изменить. Миссионерство – кто же запрещает? В плане миссионерском это довод, кстати, очень слабый, потому что сама по себе миссионерская деятельность, сам разговор, общение, чтение Евангелия частное, не в храме, все совершается на русском языке. Что вам мешает изучать или кому-то миссионерствовать? Зачем трогать богослужение, для чего?
И другой вопрос: кто будет исправлять? Кто будет иметь доступ к внесению изменений? Кто там на свой лад уже изымет какие-то вещи или извратит какие-то догматические вопросы, догматы, заключающиеся особенно в тропарях, связанных с христологическими праздниками и прочими?..
– Получается, изначально нам, православным верующим и священству, учитывая современную церковную ситуацию, трудно возыметь доверие к тем людям, которые будут этим заниматься.
– Да, конечно. Вот я лично – да, я не могу доверять. Вот даже как Вы приводите пример. Если было сказано, что якобы на самом деле свт. Николай Чудотворец не ударял Ария за ересь, значит, возможно, это уже изымут. А мы все в это верим, что так было. Мы в проповедях приводим этот пример, старцев зачитываем, у нас на проповедях читаем сборники поучений. Даже известных современных старцев проповеди мы зачитывали, и там на праздник свт. Николая Чудотворца приводился как раз этот пример. То есть все в это верили веками, а сейчас вдруг оказывается, что это неправда? Ну, просто удивительные какие-то вещи!
– Еще, батюшка, такой вопрос. Читая проект Межсоборного присутствия и некоторые комментарии его сторонников, у меня возникла параллель с календарной реформой в Церкви. Полностью переводить богослужения на григорианский календарь реформаторы пока не решились, потому что это очень явное отступление, которое, безусловно, вызовет волну негодования среди верующих и духовенства. Но зато в свое время для компромисса, для частичного введения нового календаря в жизнь Церкви, был придуман так называемый новоюлианский календарь, как раз «исправленный» юлианский, на который в принудительном порядке были переведены некоторые Поместные Церкви. Так и здесь, мне кажется, нам предлагают некий компромисс: с одной стороны консерваторы, ортодоксы, то есть все мы – православный народ и священники, любящие и свято чтущие наши древние церковные традиции, должны быть довольны. Нам обещают оставить церковно-славянский язык, только немного якобы подправить, улучшить, уточнить. И в то же время современные обновленцы, сторонники полной русификации богослужений, могут праздновать частичную победу: дело «сдвинулось с мертвой точки», сделан первый шаг в проведении активно насаждаемых ими реформ.
Как Вы считаете, батюшка, такие опасения обоснованы?
– Вполне. Наверное, действительно понимают, что резкие перемены вызовут общее негодование. Поэтому «тихой сапой», как говорится, шаг за шагом. Это называется лоббированием своих интересов, как в парламентах существует такое понятие: так или иначе, потихоньку, но все равно достигнуть своей цели.
Здесь, мне кажется, присутствует очень важный психологический момент – в допущении самой возможности переделывания богослужебных текстов. То есть если люди психологически, внутренне с этим согласятся, то дальше реформаторам будет легче уже – лед тронулся, что называется.
- Батюшка, мы уже немного коснулись этого вопроса, но хочется остановиться на нем подробнее. Как Вы считаете, действительно ли сегодня в нашей Церкви существует проблема непонимания богослужений на церковно-славянском языке? И кто и каким образом должен ее решать?
– Здесь я хочу обратиться к своему примеру. Я пришел в Церковь так же, как и многие, в 90-е годы, в начале 90-х годов, задумался о вере и крестился. Простой, обыкновенный советский или уже российский – это был как раз момент перелома, развала Советского Союза – человек. Я пришел в Церковь, все для меня было ново, многое непонятно, но сердце тянулось к Истине, и препятствий, каких-то преград я не чувствовал. Тем более что по своему складу я не был лингвистом, иностранных языков не любил; напротив, у меня физмат направление, технический склад ума. Но я не столкнулся с какой-то сложностью или проблемой, потому что мне хотелось, чтобы Православная Церковь стала для меня родной, хотелось действительно воцерковиться, стать частью Православной Церкви (понятно, что поначалу я даже и не помышлял о священстве, а просто хотел стать верующим). Никакой проблемы в освоении церковно-славянского языка, именно – я подчеркиваю – в объеме и уровне, достаточном для понимания смысла и сути православных молитв, не было. Поэтому я не вижу проблемы и для других в этом вопросе.
Сейчас обновленческие инициативы находят поддержку в основном у тех, кто только приходит в храм. Первое, с чем они сталкиваются, – вроде бы некоторая непонятность. Им кажется, что служба долгая, поется что-то неразборчивое, и надо что-то изменять. Но это просто горделивый настрой современного человека: все переделать, подстроить под себя. Есть такая поговорка: «В чужой монастырь со своим уставом не ходят». А сейчас все наоборот: люди только приходят, не успели воцерковиться и уже – «мы все поменяем», все «исправим», сделаем «правильнее»… Увидели какие-то недостатки, естественно, существующие на любом приходе, – в том числе и на нашем есть масса недостатков, – и сразу желание что-то изменить… А смирение побудило бы человека самого подстроиться под тот уклад, который сформировался, а не ломать и изменять бытующее веками.
Что касается конкретных действий, – конечно, хорошо бы силу и энергию этих людей, желающих – я еще раз отмечу, может быть вполне искренне желающих что-то хорошее сделать, – направить на то, чтобы какие-то статьи, книжечки, брошюры выпустить с переводами с церковно-славянского языка на русский, пояснениями смысла основных молитв, богослужебных текстов… Нужно реализовывать силы именно на это – на побуждение людей к изучению церковно-славянского языка.
– Раз уж мы затронули проблему разъяснений, есть еще такой вопрос. Батюшка, каково Ваше отношение к так называемым миссионерским Литургиям, которые сегодня также внедряются некоторыми сторонниками новых видов миссии? То есть когда священник прерывает Богослужение и начинает объяснять верующим, что сейчас происходило, что означают те или иные слова молитв и действия священнослужителей... Не является ли это профанацией Богослужения?
– Вы знаете, могу сказать, что я так поступать никогда не буду. Литургия – это мистическое действие, которое подразумевает духовную связь с Небом. В Литургии есть мистические, непостижимые для нас моменты, особенно Евхаристический канон – преосуществление хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы. Я, если честно, не вижу острой необходимости именно во время Литургии прерывать Богослужение и что-то говорить.
К сожалению, мы многое теряем в церковной жизни в сравнении с нашими предками. В том числе и священство – сегодня мы очень далеки от того образа священника, который был на Руси. Возьмем, например, отношение наших предков к Причастию. Идет Литургия, в храм бегут люди: умирает православный христианин, нужно его причастить. Если они успевали прибежать до Великого входа, то священник мог остановить службу и сходить к умирающему. Но если уже начался Евхаристический канон – то священник оставлял болящего на волю Божию, заканчивал Литургию, а потом уже шел. Смотрите: ведь раньше люди понимали, насколько важно причастить человека перед смертью, у всех было очень серьезное и благоговейное отношение к этому вопросу. Но канонами церковными допускается поступать только таким образом, и это тоже тогда понимали.
Так что если сейчас кто-то дерзает прерывать Литургию во время Евхаристического канона – то это просто недопустимо.
Конечно, сама мысль объяснить Литургию хороша. Помоги им, Господи, этим священникам. Но ведь можно собраться после или до Литургии и побеседовать. А так… Это все-таки действительно профанация, мы, видимо, теряем чувство благоговения и глубокого духовного осмысления, что же такое Божественная Литургия, если совершаются такие вещи.
– Батюшка, а если все-таки проект Межсоборного присутствия утвердят официально, будете ли лично Вы служить по измененным, «исправленным» текстам?
– Сегодня многие говорят, что это якобы не является догматическим вопросом… Я не знаю, для кого-то это, может быть, и не догматический вопрос, а для кого-то это просто часть его жизни. Это все равно, что возьмут что-то родное, живое, отрежут и выбросят…
Конечно, нам трудно судить о будущем. Но я могу сказать, что мы до конца будем держаться старых церковно-славянских богослужебных книг и текстов. И если где-то нужно будет выразить свою позицию, я ее выражу, я ее не скрываю, потому что убежден в ее правоте, в необходимости сохранения церковно-славянского языка, его неприкосновенности.
http://www.inform-relig.ru/publicat
Отец Владислав, мы хотели бы поинтересоваться: как Вы относитесь к этому проекту и ко всем попыткам полной или частичной русификации и «усовершенствования» наших богослужений?
– Отрицательно. Это, наверное, естественно для священника традиционных взглядов, который не является ни сторонником обновленчества, ни сторонником экуменизма, ни сторонником какого-то «исправления» и изменения основ нашей Церкви и Православного вероучения.
На эту тему написано много статей действительно авторитетными людьми, серьезными богословами, например, сщмч. Андроником (Никольским), архим. Рафаилом (Карелиным) и другими, где четко, доступно и понятно разъясняется вся пагубность для Русской Православной Церкви изменения богослужебного церковно-славянского языка. Поэтому отношение абсолютно отрицательное.
– А как, по-Вашему, отреагируют на этот проект православный народ и священство? Много найдется его сторонников?
– Сейчас сложно судить, потому что в Церкви появилось много молодых священников, только окончивших семинарии, где, к сожалению, эти идеи распространены среди преподавательского состава. Но все-таки я думаю, что священники более старого, скажем так, призыва, тем более те, которые рукополагались еще при советской власти и в начале 90-х годов, будут против.
– А если все-таки соотнести, как Вы считаете, батюшка, больше будет противников или сторонников?
– По-моему, большинство будет против.
– А миряне? Среди них, как думаете, какая реакция будет преобладать?
– У нас на приходе люди этого не примут, это точно. Ведь те, кто «втянулись», воцерковились, они уже усвоили нашу русскую многовековую традицию как что-то родное. И попытки ее изменить, вырвать у нас эту, можно сказать, драгоценную жемчужину – церковно-славянский язык, который несравнимо богаче и красивее, чем русский, – вызовут недоумение, недовольство и несогласие.
– Сейчас проект разослан по епархиям и опубликован в СМИ для обсуждения. Но мне кажется, мы все равно не узнаем, какой была настоящая реакция. Хотя бы потому, что на тех сайтах, где размещен проект и которые освещают позицию его сторонников, установлена жесткая модерация комментариев: многие, не согласные с продвигаемой точкой зрения отклики не публикуются. Поэтому вполне возможно, что через какое-то время нам просто будет объявлено, что большинство полученных из епархий отзывов – положительные, и проект утвердят на церковном соборе. И тут возникает вопрос: к чему, на Ваш взгляд, к каким негативным последствиям может привести упорное, против воли верующих, навязывание этой инициативы сверху?
– Вы знаете, здесь и правда получается как с выборами, когда большинство голосовавших общались между собой и рассказывали, что «мы за него не голосовали», а потом оказалось, что подавляющее количество голосов отдано именно за этого не угодного людям кандидата. Примеры же на лицо, вот они, понимаете? Поэтому в данной ситуации, безусловно, есть люди, которые любыми путями захотят протолкнуть этот свой проект. Может быть, они искренне верят, что они правильно делают, – я не знаю, Бог им Судья. Но я однозначно могу сказать, что это вызовет нестроения в Церкви.
У нас и так много сложностей, у нас и так, к сожалению, в последнее время все больше и больше обостряется некое внутреннее церковное противостояние на почве различных нововведений, обновленческих инициатив. Поэтому, мне кажется, как минимум, эти люди должны задуматься – те, кто это продвигает и хочет обязательно, во что бы то ни стало внедрить в нашу современную церковную жизнь. Потому что я знаю, что очень многие категорически этого не примут и не будут даже ходить в такие храмы. Примером является католическая «церковь», где после второго ватиканского собора были проведены различные реформы, а результат оказался обратным тому, которого ожидали: «обновители» оттолкнули католиков-традиционалистов от своей «церкви», а особо-то никого и не привлекли. Скорее всего, в случае нововведений нечто подобное произойдет и в Русской Православной Церкви: реформаторы не привлекут, а, наоборот, оттолкнут искренне, глубоко верующих людей, для которых это будет неприемлемо и непонятно вообще, для чего все это делается.
– Действительно, с позиции верующего, воцерковленного человека трудно понять: зачем?
– Да, зачем это нужно? Что, это разве мешает появляться святым? Можно сейчас перечислять дореволюционных святых, можно перечислять современных старцев… В конце концов: зачем вам это надо, действительно?
Когда зачитывали пункты, я заметил, что некоторые из них друг другу противоречат. Если вы говорите о сохранении церковно-славянского языка, об обучении, так реализуйте все свои средства и силы именно на это. А так получается, какой смысл?.. Получается…
– Лукавство.
– Или лукавство, или тут есть даже медицинский диагноз: раздвоение личности. Ну ведь так? Если вы собираетесь переводить и исправлять, как вы тогда собираетесь сохранять церковно-славянский язык? Или одно, или другое в таком случае.
– Безусловно, батюшка…
– И здесь мне тоже не понятно… Но хотя с одной стороны мне не понятно, а с другой – понятно, что определенные силы пытаются разрушить Церковь. Это печально, конечно, что, может быть, среди них есть и искренне верующие священники, заблуждающиеся. Они, возможно, всей душой хотят стать более доступными для людей, некая миссионерская направленность у них присутствует… Я, наверное, могу понять по-человечески. Но знаете, есть такая поговорка: благими намерениями дорога в ад выложена. Здесь такое ощущение, что именно так и получается, что люди, которые хотят вроде бы действовать во благо для всех, для Церкви, на самом деле нанесут непоправимый ущерб. Потому что от их реформ существующие церковные нестроения только усилятся и могут даже вылиться в раскол. И самое-то главное: кого обвинять?
Сегодня часто говорят: «Это все раскольники, раскольники…» И часто приходится слышать такие слова в адрес ортодоксальных верующих, православных священников и простых мирян. Да, порой бывают какие-то переборы и крайности в их суждениях. Но с другой стороны, почему получается, что всегда именно эта сторона обвиняется в раскольничестве? Почему? Пусть бы задумались те люди, кто все это делает, что в раскол толкнуть могут именно они. На них вина за раскол будет еще больше, чем на тех, кто по ревности чрезмерной какие-то шаги слишком резкие совершат, неверные и неправильные.
Проблем у нас в Церкви хватает. А церковно-славянский язык проблемой не является. Поэтому в нашей ситуации определенно видно, что есть злонамеренные силы, работающие на раскол и уничтожение Русской Православной Церкви этими нововведениями, попытками церковно-славянский язык заменить русским. Почему? Да потому что просто-напросто сегодня догматическое наше учение сохраняется пока без повреждений именно в богослужебных текстах. Сейчас очень много книг, каких-то высказываний модернистски настроенных, так сказать, «богословов»…
– Действительно, батюшка! Например, митрополит Иларион (Алфеев) говорит (см.: http://www.inform-relig.ru/220510/kul.h
– Вот это и печально, что как раз попытаются, скорее всего, свое видение догматов и учения Церкви навязать в переводах. Как бы они не заверяли, что все будет сохраняться, лично я, видя их настрой, сомневаюсь. И я удивляюсь, как священники, живущие много лет в Церкви, молящиеся на церковно-славянском языке, имеют желание его изменить. Миссионерство – кто же запрещает? В плане миссионерском это довод, кстати, очень слабый, потому что сама по себе миссионерская деятельность, сам разговор, общение, чтение Евангелия частное, не в храме, все совершается на русском языке. Что вам мешает изучать или кому-то миссионерствовать? Зачем трогать богослужение, для чего?
И другой вопрос: кто будет исправлять? Кто будет иметь доступ к внесению изменений? Кто там на свой лад уже изымет какие-то вещи или извратит какие-то догматические вопросы, догматы, заключающиеся особенно в тропарях, связанных с христологическими праздниками и прочими?..
– Получается, изначально нам, православным верующим и священству, учитывая современную церковную ситуацию, трудно возыметь доверие к тем людям, которые будут этим заниматься.
– Да, конечно. Вот я лично – да, я не могу доверять. Вот даже как Вы приводите пример. Если было сказано, что якобы на самом деле свт. Николай Чудотворец не ударял Ария за ересь, значит, возможно, это уже изымут. А мы все в это верим, что так было. Мы в проповедях приводим этот пример, старцев зачитываем, у нас на проповедях читаем сборники поучений. Даже известных современных старцев проповеди мы зачитывали, и там на праздник свт. Николая Чудотворца приводился как раз этот пример. То есть все в это верили веками, а сейчас вдруг оказывается, что это неправда? Ну, просто удивительные какие-то вещи!
– Еще, батюшка, такой вопрос. Читая проект Межсоборного присутствия и некоторые комментарии его сторонников, у меня возникла параллель с календарной реформой в Церкви. Полностью переводить богослужения на григорианский календарь реформаторы пока не решились, потому что это очень явное отступление, которое, безусловно, вызовет волну негодования среди верующих и духовенства. Но зато в свое время для компромисса, для частичного введения нового календаря в жизнь Церкви, был придуман так называемый новоюлианский календарь, как раз «исправленный» юлианский, на который в принудительном порядке были переведены некоторые Поместные Церкви. Так и здесь, мне кажется, нам предлагают некий компромисс: с одной стороны консерваторы, ортодоксы, то есть все мы – православный народ и священники, любящие и свято чтущие наши древние церковные традиции, должны быть довольны. Нам обещают оставить церковно-славянский язык, только немного якобы подправить, улучшить, уточнить. И в то же время современные обновленцы, сторонники полной русификации богослужений, могут праздновать частичную победу: дело «сдвинулось с мертвой точки», сделан первый шаг в проведении активно насаждаемых ими реформ.
Как Вы считаете, батюшка, такие опасения обоснованы?
– Вполне. Наверное, действительно понимают, что резкие перемены вызовут общее негодование. Поэтому «тихой сапой», как говорится, шаг за шагом. Это называется лоббированием своих интересов, как в парламентах существует такое понятие: так или иначе, потихоньку, но все равно достигнуть своей цели.
Здесь, мне кажется, присутствует очень важный психологический момент – в допущении самой возможности переделывания богослужебных текстов. То есть если люди психологически, внутренне с этим согласятся, то дальше реформаторам будет легче уже – лед тронулся, что называется.
- Батюшка, мы уже немного коснулись этого вопроса, но хочется остановиться на нем подробнее. Как Вы считаете, действительно ли сегодня в нашей Церкви существует проблема непонимания богослужений на церковно-славянском языке? И кто и каким образом должен ее решать?
– Здесь я хочу обратиться к своему примеру. Я пришел в Церковь так же, как и многие, в 90-е годы, в начале 90-х годов, задумался о вере и крестился. Простой, обыкновенный советский или уже российский – это был как раз момент перелома, развала Советского Союза – человек. Я пришел в Церковь, все для меня было ново, многое непонятно, но сердце тянулось к Истине, и препятствий, каких-то преград я не чувствовал. Тем более что по своему складу я не был лингвистом, иностранных языков не любил; напротив, у меня физмат направление, технический склад ума. Но я не столкнулся с какой-то сложностью или проблемой, потому что мне хотелось, чтобы Православная Церковь стала для меня родной, хотелось действительно воцерковиться, стать частью Православной Церкви (понятно, что поначалу я даже и не помышлял о священстве, а просто хотел стать верующим). Никакой проблемы в освоении церковно-славянского языка, именно – я подчеркиваю – в объеме и уровне, достаточном для понимания смысла и сути православных молитв, не было. Поэтому я не вижу проблемы и для других в этом вопросе.
Сейчас обновленческие инициативы находят поддержку в основном у тех, кто только приходит в храм. Первое, с чем они сталкиваются, – вроде бы некоторая непонятность. Им кажется, что служба долгая, поется что-то неразборчивое, и надо что-то изменять. Но это просто горделивый настрой современного человека: все переделать, подстроить под себя. Есть такая поговорка: «В чужой монастырь со своим уставом не ходят». А сейчас все наоборот: люди только приходят, не успели воцерковиться и уже – «мы все поменяем», все «исправим», сделаем «правильнее»… Увидели какие-то недостатки, естественно, существующие на любом приходе, – в том числе и на нашем есть масса недостатков, – и сразу желание что-то изменить… А смирение побудило бы человека самого подстроиться под тот уклад, который сформировался, а не ломать и изменять бытующее веками.
Что касается конкретных действий, – конечно, хорошо бы силу и энергию этих людей, желающих – я еще раз отмечу, может быть вполне искренне желающих что-то хорошее сделать, – направить на то, чтобы какие-то статьи, книжечки, брошюры выпустить с переводами с церковно-славянского языка на русский, пояснениями смысла основных молитв, богослужебных текстов… Нужно реализовывать силы именно на это – на побуждение людей к изучению церковно-славянского языка.
– Раз уж мы затронули проблему разъяснений, есть еще такой вопрос. Батюшка, каково Ваше отношение к так называемым миссионерским Литургиям, которые сегодня также внедряются некоторыми сторонниками новых видов миссии? То есть когда священник прерывает Богослужение и начинает объяснять верующим, что сейчас происходило, что означают те или иные слова молитв и действия священнослужителей... Не является ли это профанацией Богослужения?
– Вы знаете, могу сказать, что я так поступать никогда не буду. Литургия – это мистическое действие, которое подразумевает духовную связь с Небом. В Литургии есть мистические, непостижимые для нас моменты, особенно Евхаристический канон – преосуществление хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы. Я, если честно, не вижу острой необходимости именно во время Литургии прерывать Богослужение и что-то говорить.
К сожалению, мы многое теряем в церковной жизни в сравнении с нашими предками. В том числе и священство – сегодня мы очень далеки от того образа священника, который был на Руси. Возьмем, например, отношение наших предков к Причастию. Идет Литургия, в храм бегут люди: умирает православный христианин, нужно его причастить. Если они успевали прибежать до Великого входа, то священник мог остановить службу и сходить к умирающему. Но если уже начался Евхаристический канон – то священник оставлял болящего на волю Божию, заканчивал Литургию, а потом уже шел. Смотрите: ведь раньше люди понимали, насколько важно причастить человека перед смертью, у всех было очень серьезное и благоговейное отношение к этому вопросу. Но канонами церковными допускается поступать только таким образом, и это тоже тогда понимали.
Так что если сейчас кто-то дерзает прерывать Литургию во время Евхаристического канона – то это просто недопустимо.
Конечно, сама мысль объяснить Литургию хороша. Помоги им, Господи, этим священникам. Но ведь можно собраться после или до Литургии и побеседовать. А так… Это все-таки действительно профанация, мы, видимо, теряем чувство благоговения и глубокого духовного осмысления, что же такое Божественная Литургия, если совершаются такие вещи.
– Батюшка, а если все-таки проект Межсоборного присутствия утвердят официально, будете ли лично Вы служить по измененным, «исправленным» текстам?
– Сегодня многие говорят, что это якобы не является догматическим вопросом… Я не знаю, для кого-то это, может быть, и не догматический вопрос, а для кого-то это просто часть его жизни. Это все равно, что возьмут что-то родное, живое, отрежут и выбросят…
Конечно, нам трудно судить о будущем. Но я могу сказать, что мы до конца будем держаться старых церковно-славянских богослужебных книг и текстов. И если где-то нужно будет выразить свою позицию, я ее выражу, я ее не скрываю, потому что убежден в ее правоте, в необходимости сохранения церковно-славянского языка, его неприкосновенности.
http://www.inform-relig.ru/publicat
