|
|
Пишет rms1 (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} rms1)@ 2003-02-12 20:33:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Двести лет вместе: былое и думы
Фан-клуб комиссара
Итак, продолжаем читать воспоминания Мариенгофа (кстати, спасибо Пионеру за популяризацию). Тут встает закономерный вопрос – а кто читал нашего поэтического комиссара? Поэтом он был назначен, как мы видели, благодаря значительному положению его милейшего барата Боба в министерстве заплечных дел Комиссародержавии; с массой других поэтов он был знаком благодаря своему комссарскому положению в издательстве ВЦИК; но у поэта должен быть и читатель. Традиционные читатели поэзии отпадают - в качетсве читателя его занудных формалистических виршей не могло выступать студенчество ( по описаным ранее причинам), не могли курсистки – ряд намёков в книге позволяет сделать вывод что он был к тому же пидорасом, даже и евреи – в 19 году заняты были другим. Кто же? И эту тайну простодушно раскрывает нам наш комиссар:
«-Слышу:
-Иностранец, стой!
Смутил простаков цилиндр и деллосовское широкое пальто. Человек пять отделилось от стены (...)
-Мандат?
И парень в студенческой фуражке с лицом помятым как не взбитая подушка, помахал перед моим носом пистолетиной:
- Вот вам, гражданин, и мандат
И, слегка помогая разоблачаться, парень с помятой физиономией встал сзади меня как швейцар.
Один из тёплой компании, пристально вглядевшись в моё лицо, спросил:
- А как, гражданин, будет ваша фамилия?
-Мариенгоф...
-Анатолий Мариенгоф?...
Приятно поражённый обширностью своей славы, я повторил с гордостью:
-Анатолий Мариенгоф!
-Автор «Магдалины»?
В этот счастливый и волшебнейший момент моей жизни я не только готов был отдать им пальто, но и добровольно предложить брюки, лаковые ботинки, шёлковые носки и носовой платок ( обратим, кстати, внимание на пролетарские детали комиссарской одежды в 19 году, когда вся Россия пухла с голоду rms1).
Пусть дождь! Пусть не совсем приятно возврашаться домой в подштанниках! – но зато какая сложная, лакомая и обильная жатва для четолюбия (...)!
Должен ли говорить, что ночные знакомцы не тронули моего пальто, что главарь, обнаруживший во мне Мариенгофа, рассыпался в извинениях, что они любезно проводили меня домой, что, прошаясь, я крепко жал им руки и приглашал в «Стойло Пегаса»...»
Конец цитаты
Одноиз достоинств «Романа Без Вранья» заключаетя в том, что в нём с детской наивностью описано как закладывалась советская интеллигенция на месте уничтожаемого массовым террором русского образованого сословия. Из каких этнических и социальных элементов она складывалась. На какие слои общества ориентировалась, считала «социально близкими». И эту верность блатному миру, преклонение перед ним, интеллигенция пронесла до дней наших. Гопник узнаёт тебя в лицо – вот волшебнейший момент жизни! Представим себе на месте нашего жидка, скажем, Николая Гумилёва, в этот же самый момент выводимого на задний двор либимым братцем Бобом. Стал бы Гумилёв так уж радоваться своей популярности у отбросов общества? Врят ли. Наверное, счёл бы постыдным. Не стал бы «крепко жать им руки». Ну да его место на поэтическом Олимпе братец Боб освободил для любимого родственника. Русская литература преврашалась в причудливый гибрид местечковой лавочки с откровенным стойлом.
Фан-клуб комиссара
«-Слышу:
-Иностранец, стой!
Смутил простаков цилиндр и деллосовское широкое пальто. Человек пять отделилось от стены (...)
-Мандат?
И парень в студенческой фуражке с лицом помятым как не взбитая подушка, помахал перед моим носом пистолетиной:
- Вот вам, гражданин, и мандат
И, слегка помогая разоблачаться, парень с помятой физиономией встал сзади меня как швейцар.
Один из тёплой компании, пристально вглядевшись в моё лицо, спросил:
- А как, гражданин, будет ваша фамилия?
-Мариенгоф...
-Анатолий Мариенгоф?...
Приятно поражённый обширностью своей славы, я повторил с гордостью:
-Анатолий Мариенгоф!
-Автор «Магдалины»?
В этот счастливый и волшебнейший момент моей жизни я не только готов был отдать им пальто, но и добровольно предложить брюки, лаковые ботинки, шёлковые носки и носовой платок ( обратим, кстати, внимание на пролетарские детали комиссарской одежды в 19 году, когда вся Россия пухла с голоду rms1).
Пусть дождь! Пусть не совсем приятно возврашаться домой в подштанниках! – но зато какая сложная, лакомая и обильная жатва для четолюбия (...)!
Должен ли говорить, что ночные знакомцы не тронули моего пальто, что главарь, обнаруживший во мне Мариенгофа, рассыпался в извинениях, что они любезно проводили меня домой, что, прошаясь, я крепко жал им руки и приглашал в «Стойло Пегаса»...»
Конец цитаты
Одноиз достоинств «Романа Без Вранья» заключаетя в том, что в нём с детской наивностью описано как закладывалась советская интеллигенция на месте уничтожаемого массовым террором русского образованого сословия. Из каких этнических и социальных элементов она складывалась. На какие слои общества ориентировалась, считала «социально близкими». И эту верность блатному миру, преклонение перед ним, интеллигенция пронесла до дней наших. Гопник узнаёт тебя в лицо – вот волшебнейший момент жизни! Представим себе на месте нашего жидка, скажем, Николая Гумилёва, в этот же самый момент выводимого на задний двор либимым братцем Бобом. Стал бы Гумилёв так уж радоваться своей популярности у отбросов общества? Врят ли. Наверное, счёл бы постыдным. Не стал бы «крепко жать им руки». Ну да его место на поэтическом Олимпе братец Боб освободил для любимого родственника. Русская литература преврашалась в причудливый гибрид местечковой лавочки с откровенным стойлом.
