Послушный мальчик
Именно это и было страшно. Не то, что поднималась температура, не то, что он, едва начав есть, очень быстро говорил "не могу", прижимая ладони к ушам.
Мы приехали в госпитал в пол-седьмого утра. После операции все было нормально - Иосиф капирзничал, отходя от наркоза. Просил, чтобы отцепили капельницу и отпустили домой. Его тошнило. Медсестры должны были убедиться, что он может удерживать жидкость, и домой не отпускали. Спать у него не получалось, а телевизору он предпочел чтение. Ох, не детские сказки пишет Андерсон. Капризничать Ося перстал сразу, как нам выдали одежду.
Когда мы, наконец, оказались дома, было часа два дня. Первым делом он сыграл мурку на пианино. Потом Иосиф поспал и проснулся какой-то новый. Серьезный очень. На другой день я оставила его дома. Он ни на что не жаловался, старался есть и пить то, что давали. Собирал тарелки со стола и говорил "Когда болеешь, можно помогать". Потом шел лежать на диван.
Он был такой хороший, что мне стало страшно. Ребенок не должен быть таким хорошим. Как говорили в старые времена, "он слишком хорош для этого мира".
Я звонила врачу, выражала свое беспокойство по поводу температуры, боли в ушах, при том, что все это было описано как типичные последствия в материалах выписки. На что врач и сослался. Я не могла бы объяснить, что меня беспокоит на самом деле.

Тяжелая все-таки операция. Только неделю спустя, когда Ося начал хулиганить, меня отпустило.