Главное мучение Ивана Ильича была ложь, - та, всеми почему-то
признанная ложь, что он только болен, а не умирает, и что ему надо только
быть спокойным и лечиться, и тогда что-то выйдет очень хорошее. Он же знал,
что, что бы ни делали, ничего не выйдет, кроме еще более мучительных
страданий и смерти. И его мучила эта ложь, мучило то, что не хотели
признаться в том, что все знали и он знал, а хотели лгать над ним по случаю
ужасного его положения и хотели и заставляли его самого принимать участие в
этой лжи. Ложь, ложь эта, совершаемая над ним накануне его смерти, ложь,
долженствующая низвести этот страшный торжественный акт его смерти до уровня
всех их визитов, гардин, осетрины к обеду... была ужасно мучительна для
Ивана Ильича. И - странно - он много раз, когда они над ним проделывали свои
штуки, был на волоске от того, чтобы закричать им: перестаньте врать, и вы
знаете и я знаю, что я умираю, так перестаньте, по крайней мере, врать. Но
никогда он не имел духа сделать этого. Страшный, ужасный акт его умирания,
он видел, всеми окружающими его был низведен на степень случайной
неприятности, отчасти неприличия (вроде того, как обходятся с человеком,
который, войдя в гостиную, распространяет от себя дурной запах), тем самым
"приличием", которому он служил всю свою жизнь; он видел, что никто не
пожалеет его, потому что никто не хочет даже понимать его положения. Один
только Герасим понимал это положение и жалел его.