ПСИХОСОМАТИКА
У моих родителей есть приятель. Громогласный веселый, грузный мужчина, из тех, что везде претендуют на место «души компании». Звали его «дядя Лёня». Я люблю веселых и шумных, но почему-то дядя Леня мне не нравился. Наверно, глаза у него были какие-то не такие – холодные и как бы «выжженные».
Что-то в нем было не так. Несоответствие поведения и внутренней сущности, выражаемой глазами. Я думал, что человеку с такими глазами надо бы не шутить и громогласно хохотать, а приходить и с собачьей тоской глядеть в окно. Часами. Тогда бы он мне, наверно, понравился – я люблю гармонию…
Но потом, когда мне было уже лет 15, мама как-то рассказала мне его историю. (Мама у меня «по жизни» всегда была этаким стихийным психотерапевтом – то есть ее подруги и друзья постоянно ходили к нам домой, чтобы с вечера до утра изливать душу, жаловаться на жизнь и т.п. Я давно привык, что у нас на кухне постоянно кто-то сидит и изливает душу).
Вот и дядя Леня, понятно, не удержался. Помню, его история тогда настолько потрясла мою неокрепшую психику, что я потом еще долгое время смотрел на него как на пришельца, с каким-то брезгливым любопытством и опаской. Настолько противоестественным казалось мне то, что он над собой сотворил… Юношеский максимализм, не иначе.
А история такая. Дядя Леня всегда был умным ребенком. Не только умным, но и целеустремленным. Со склонностью к планированию и самоконтролю. Он еще в школе понял, что его ждет большое, может быть, даже великое будущее. Потому что у него есть ПОТЕНЦИАЛ.
В школе он почувствовал в себе склонность к химии. И легко поступил на химфак МГУ, с первого раза. Преподаватели сразу сочли его перспективным студентом… Да и он сам был уверен в том, что он переспективный студент. Он уже набросал себе жизненный план: в каком году он поступит в аспирантуру, в каком – защитит диссертацию, в какой научный институт поступит. Все это, заметим, уже на первом курсе!
При этом дядя Леня особенно подчеркивал, что он не был каким-то, прости господи, «сухарем»-отличником (словца «ботаник» в ту пору еще не придумали). Нет, он был вполне себе компанейским парнем, занимался спортом. Это он в себе одобрял – потому что для нормальной карьеры нужно здоровье, и крайне глупо сгубить его, излишне корпя над учебниками.
И вот на этом же первом курсе с молодым еще дядей Леней случилась незадача! Незадача, впрочем, вполне естественная в его 18 лет: он влюбился. Влюбился в однокурсницу. А что поделать? Золотая осень, свежий воздух с большим содержанием кислорода, гормональный фон…
Однако дяде Лене, когда он проанализировал свое состояние и перспективы развития ситуации, все это очень не понравилось. Он стал рассуждать здраво – и быстро пришел к выводу, что вот СЕЙЧАС, на первом курсе, когда он еще только втягивается в нормальный университетский режим познания наук, эта самая влюбленность для него просто совершенно некстати. Может быть, потом, курсе на 4-м… А еще лучше – после диплома, когда важнейший стартовый этап жизни будет уже позади.
Для того, чтобы быть объективным, 18-летний дядя Леня наедине с собой все же – успокоившись, с холодной головой! - постарался оценить достоинства своей, так сказать, «возлюбленной». Диагноз его, надо сказать, никак не изменился с годами, и, рассказывая всю историю моей маме, он нисколько не усомнился в выводе: девица была, честно говоря, «ничего особенного». Да, смазливенькая; волосики, в общем, ничего, пышно лежали. Фигурка… ну, ничего фигурка. А с другой стороны – 18 лет! Тут у всех неплохие фигурки. Но при этом – хохотушка, свистушка, все «ля-ля-ля». Училась ни шатко ни валко. Родители… Да кто там у нее были родители? Вообще неизвестно.
Девица, короче, не подходила ни по каким параметрам. Тратить на нее золотое время – ухаживать там, какие-то капризы выполнять… Все это казалось поистине безумным транжирством для будущего – ну, если не Нобелевского лауреата, то уж по крайней мере – академика!
И дядя Леня вынес для себя вердикт: любовь – побоку, заняться учебой, к девице относиться благожелательно, но равнодушно. И, поскольку был он парень целеустремленный и по-хорошему «вязкий», ни на секунду у сомнился, что план выполнит, и без труда.
А дальше весь первый курс дядя Леня провел в борьбе с собственным влечением. Он знал, конечно, что все это – не более чем гормональный фон, но тем не менее ему приходилось очень тяжело. Сам он вспоминает тот период с какой-то тоской и яростью. Его бесило собственное бессилие в борьбе с собой. Постоянно, сидя в аудитории или, к примеру, в лаборантской, он ловил себя на мыслях, в общем-то обычных для влюбленных: «А вот ОНА повернулась… А вот куда она смотрит? А как она поправляет свою челку…»
«Какое тебе дело до того, как и кто поправляет свою челку?!» - грозно вопрошал он сам себя. – «Занимайся делом, Леонид!» Это вроде помогало, но ненадолго. Иногда удавалось поддерживать равновесие даже по целому дню, но тут эта самая Оля (так ее звали) подходила на перемене и просила учебник. И ничего не помогало – весь остаток дня все мысли были только об одном – «ОНА попросила учебник!!», и постоянно лезущие в голову мучительные воспоминания – а КАК она попросила, а куда при этом смотрела, а вот какая была интонация… такая? Или нет, вот примерно такая… а что на при этом, интересно, думала?... И так – часами!!
Совершенно идиотское, абсолютно непродуктивное времяпрепровождение. Дядя Леня мысленно кричал сам на себя, одергивал, злился… И вот – только вроде настроился опять на рабочий лад, отвлекся… И тут предательски, из-за угла – мысль: «А ведь завтра мне надо будет учебник забрать! Я смогу подойти к НЕЙ!! А что я скажу?..» - и все опять насмарку.
Так продолжалось весь учебный ГОД. Целеустремленный дядя Леня никак уж не мог пойти на попятный после стольких мук – не такой он был человек. Он должен был зажать, истребить в себе эту дурацкую любовь, а уж, конечно, не поддаваться ей ни в коем случае! Он уверяет, что сама Оля все это время жила совершенно спокойно и даже не догадывалась, какие тонны кипящей лавы бурлят тут, возле нее, заткнутые надежными дымчатыми очками «самого перспективного студента». Для нее он был всего лишь одним из пары сотен однокурсников, «человеком с потока».
А «перспективный студент» в тысячный раз убеждал себя в абсолютной ничтожности, никчемности и полнейшей пустоте человеческого существа с именем Оля. Она и впрямь за этот год не поумнела ни на грош. Вообще никаких перемен с ней не произошло – просто оставалась самой прекрасной, да и все. Но слова «прекрасная» дядя Леня старался даже про себя не употреблять – очень стыдно было перед самим собой думать такую ерунду…
И при этом объективный дядя Леня с ужасом осознавал, что «любовь» самым угнетающим образом действует на его успеваемость. Он чувствовал, что ему уже и учиться не особенно хочется, и самые радужные планы на будущее словно лишаются своей чудесной мотивирующей силы… «О, проклятая Оля!» - бессильно рычал он и даже плакал по ночам.
Самое страшное – что этому, казалось, не будет конца. Проклятое чувство и не думало ослабевать. Железная воля Леонида столкнулась с не менее жестким сопротивлением, природу которого он был даже не в силах понять. Какая жестокая ирония слышалась ему в популярной ТОГДА песне: «Я гляжу ей вслед – ну НИЧЕГО в ней нет…»
Рациональный и уравновешенный Леня даже стал всерьез задумываться о самоубийстве. Летние каникулы прошли без НЕЕ, но в тех же неотвязных думах О ней…
Начался учебный год. И вот, в один из таких вот чудесных осенних дней, по дороге в родной ВУЗ, Леня вдруг почувствовал – ОТПУСТИЛО! Да! Все прошло буквально в один миг! Все томление, все страдания – все вдруг улетело, как будто и не было никогда. Дядя Леня описывал этот волшебный момент ИСЧЕЗНОВЕНИЯ ЛЮБВИ как самый яркий, теплый, чудный миг в своей жизни! Он почувствовал необыкновенную легкость – ту, которой не ощущал уже очень давно. Он буквально впорхнул в аудиторию; с радостью оглядел однокурсников, совершенно спокойно скользнул по лицу Оли (Оля? Ее ведь, кажется, так зовут?). Он ПОБЕДИЛ!
Все жизненные планы, о которых он в последние месяцы уже почти что и не вспоминал, поглощенный внутренней борьбой, свежо и как никогда маняще ожили в его душе, и он стал с удовольствием их обдумывать и корректировать. День прошел легко, весело, насыщенно. Светлое чувство избавления не оставляло его и вечером и ночью.
А ранним утром его скрутило жесточайший приступ панкреатита, печеночной и почечной недостаточности. Отказало практически все, все внутренности. Его увезли на «Скорой», сразу – в реанимацию. Первичный диагноз был – не выживет. «Жаль – такой молодой…»
Почему? За что? Он так и понял. Просто – острейший вдруг приступ боли в желудке, и потом – долгие месяцы, когда чередовались боль и беспамятство.
Он пролежал в больнице 8 месяцев. В МГУ, конечно, пришлось брать «академ». Вышел он из отпуска совершенно исхудавший… И, что хуже – какой-то неуверенный.
Внутренне. Во всяком случае, сам он так о себе думает до сих пор.
А доктором химических наук он все-таки стал. К 45 годам. Жена, двое детей. Все дела.