|
|
Пишет sapojnik (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} sapojnik)@ 2006-09-28 12:33:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Теплый "Лед" Сорокина
В детстве, лет с 10, я почему-то очень любил читать всякие «Предисловия» и «Послесловия» к книгам. В нынешней литературе это почти что исчезнувший жанр, а раньше было почти обязательным аксессуаром советской «толстой» книжки: само произведение, а в начале или в конце – статья какого-нибудь критика или литературоведа по его поводу.
Как-то на даче я обнаружил некий чисто советский «производственный роман». Тогда такие издавались тоннами, читать их было невозможно. Роман я, да еще 10 лет от роду, понятно, не осилил – и по привычке принялся читать послесловие. И вдруг наткнулся там на такой примерно пассаж критика: «Появление в романе брата жены главного героя, внезапно приезжающего из деревни, представляется художественно необоснованным. Он ничего не добавляет к художественной структуре и сверхзадаче произведения. Думается, что без данного персонажа вполне можно было бы обойтись».
Того подростка, каким я был тогда, этот пассаж возмутил буквально до глубины души. Мне почему-то стало ужасно обидно за автора, которому поступило столь безапелляционное указание критика. «Но ведь брат жены МОГ приехать! – спрашивал я себя. – Как же про него не написать?!»
«Детство – драгоценный период жизни, когда даром даются незабываемые впечатления», - сказал кто-то из классиков. Эпизод – мелочь, книга – скучная до безумия, статья критика – бредовая. Что же меня так возмутило тогда, что я об этом помню весьма живо до сих пор?
Недавно я понял, что. Во «мне-подростке» жила хорошая детская вера в то, что любой писатель «пересказывает историю». То есть истории, которые в книгах – они были; может быть, не здесь, не в истории, может быть, в другом каком-то измерении… Но БЫЛИ! И писатель ее «подглядел» - и пересказал! Чем больше сумел подглядеть, чем точнее пересказал – тем он лучше и как РАССКАЗЧИК. А как же иначе? И – если был брат жены, если он приезжал из своей деревни – как же можно его не упомянуть-то?!
Это потом мы все умнеем. Начинаем понимать, «как оно на самом деле». А самые умные из нас приходят к простому и окончательному выводу – что никаких историй ВООБЩЕ НЕТ. Нету! Ничего не было, а вовсе не только брата жены. Есть только набор кубиков и всяких железок, из которых писатель собирает «нечто». Детали можно менять местами, можно вынимать, можно присобачивать одну к другой в самых немыслимых сочетаниях. Главное – уметь склеивать. Тот, кто умеет – у того, стало быть, есть «писательское мастерство».
Люди, которые ловко умеют управляться с детальками, всем известны: они называются «постмодернисты». Они в моде, но у меня с ними проблема, сродни той, что была с тем советским «романистом-производственником»: мне их также скучно читать…
Я-сегодняшний часто просто не понимаю – ЗАЧЕМ? «Детальки» мне все известны; оценивать, насколько хорошо они пригнаны в каждый следующий раз? Да чего ради? Мне непонятно…
Я вот подумал, что обе этих крайних точки зрения неверны. И детская – насчет «пересказа»; и «современная взрослая» - насчет «конструктора из деталек». Мне кажется, что дело вообще не в этом; а дело в любви. Хороший писатель – тот, кто любит своих героев. Только любовь делает историю, оживляет ее…
Вот, скажем, возьмем модного «постмодерниста» - Сорокина. «Роман» «Лёд» (единственное, что я у него осилил).
Главная проблема Сорокина как писателя - в том, на мой взгляд, что у него ЛЮБВИ нет. Он не любит никого из своих персонажей, для него они все - знаки на бумаге, не более того. А это - очень чувствуется, отсутствие любви ни за какими ухищрениями не скроешь.
Вот, скажем, "Лед". Какое главное ощущение от романа? Одни ублюдки и негодяи - шайка инопланетных масонов - борются с другими ублюдками и негодяями - т.н. "мясными машинами". Кто победит - всем наплевать, автору первому; поймали мужика, бьют ему молотком по грудной кости. Мы наблюдаем с ленивым любопытством: проломят ему грудь и пустят "в расход" - и хрен с ним, станет он в итоге "избранным" - ну, присоединится к шайке...
Сорокин бесстрастный и "теплый". "Теплый" в библейском смысле, то есть "не холоден и не горяч". В этом смысле, конечно, его просто нелепо ставить в ряд с НАСТОЯЩЕЙ классикой русской литературы - ибо наши классики все очень разные, но при этом все они были ЖИВЫЕ и ГОРЯЧИЕ.
Другое дело, что время нынче на дворе такое - "теплое". Мата много, чувств мало. Повышенная экспрессивность безуспешно пытается скрыть отсутствие собственно эмоций. Сорокин - нелепый ублюдок русской литературы, который, наверно, останется в ее кунсткамере.
"А вот, уважаемые посетители, уникальный экспонат! Русский писатель, который не умел чувствовать!"
- "О, йе! Натюрлих! Дас ист фантастиш!"
В детстве, лет с 10, я почему-то очень любил читать всякие «Предисловия» и «Послесловия» к книгам. В нынешней литературе это почти что исчезнувший жанр, а раньше было почти обязательным аксессуаром советской «толстой» книжки: само произведение, а в начале или в конце – статья какого-нибудь критика или литературоведа по его поводу.
Как-то на даче я обнаружил некий чисто советский «производственный роман». Тогда такие издавались тоннами, читать их было невозможно. Роман я, да еще 10 лет от роду, понятно, не осилил – и по привычке принялся читать послесловие. И вдруг наткнулся там на такой примерно пассаж критика: «Появление в романе брата жены главного героя, внезапно приезжающего из деревни, представляется художественно необоснованным. Он ничего не добавляет к художественной структуре и сверхзадаче произведения. Думается, что без данного персонажа вполне можно было бы обойтись».
Того подростка, каким я был тогда, этот пассаж возмутил буквально до глубины души. Мне почему-то стало ужасно обидно за автора, которому поступило столь безапелляционное указание критика. «Но ведь брат жены МОГ приехать! – спрашивал я себя. – Как же про него не написать?!»
«Детство – драгоценный период жизни, когда даром даются незабываемые впечатления», - сказал кто-то из классиков. Эпизод – мелочь, книга – скучная до безумия, статья критика – бредовая. Что же меня так возмутило тогда, что я об этом помню весьма живо до сих пор?
Недавно я понял, что. Во «мне-подростке» жила хорошая детская вера в то, что любой писатель «пересказывает историю». То есть истории, которые в книгах – они были; может быть, не здесь, не в истории, может быть, в другом каком-то измерении… Но БЫЛИ! И писатель ее «подглядел» - и пересказал! Чем больше сумел подглядеть, чем точнее пересказал – тем он лучше и как РАССКАЗЧИК. А как же иначе? И – если был брат жены, если он приезжал из своей деревни – как же можно его не упомянуть-то?!
Это потом мы все умнеем. Начинаем понимать, «как оно на самом деле». А самые умные из нас приходят к простому и окончательному выводу – что никаких историй ВООБЩЕ НЕТ. Нету! Ничего не было, а вовсе не только брата жены. Есть только набор кубиков и всяких железок, из которых писатель собирает «нечто». Детали можно менять местами, можно вынимать, можно присобачивать одну к другой в самых немыслимых сочетаниях. Главное – уметь склеивать. Тот, кто умеет – у того, стало быть, есть «писательское мастерство».
Люди, которые ловко умеют управляться с детальками, всем известны: они называются «постмодернисты». Они в моде, но у меня с ними проблема, сродни той, что была с тем советским «романистом-производственником»: мне их также скучно читать…
Я-сегодняшний часто просто не понимаю – ЗАЧЕМ? «Детальки» мне все известны; оценивать, насколько хорошо они пригнаны в каждый следующий раз? Да чего ради? Мне непонятно…
Я вот подумал, что обе этих крайних точки зрения неверны. И детская – насчет «пересказа»; и «современная взрослая» - насчет «конструктора из деталек». Мне кажется, что дело вообще не в этом; а дело в любви. Хороший писатель – тот, кто любит своих героев. Только любовь делает историю, оживляет ее…
Вот, скажем, возьмем модного «постмодерниста» - Сорокина. «Роман» «Лёд» (единственное, что я у него осилил).
Главная проблема Сорокина как писателя - в том, на мой взгляд, что у него ЛЮБВИ нет. Он не любит никого из своих персонажей, для него они все - знаки на бумаге, не более того. А это - очень чувствуется, отсутствие любви ни за какими ухищрениями не скроешь.
Вот, скажем, "Лед". Какое главное ощущение от романа? Одни ублюдки и негодяи - шайка инопланетных масонов - борются с другими ублюдками и негодяями - т.н. "мясными машинами". Кто победит - всем наплевать, автору первому; поймали мужика, бьют ему молотком по грудной кости. Мы наблюдаем с ленивым любопытством: проломят ему грудь и пустят "в расход" - и хрен с ним, станет он в итоге "избранным" - ну, присоединится к шайке...
Сорокин бесстрастный и "теплый". "Теплый" в библейском смысле, то есть "не холоден и не горяч". В этом смысле, конечно, его просто нелепо ставить в ряд с НАСТОЯЩЕЙ классикой русской литературы - ибо наши классики все очень разные, но при этом все они были ЖИВЫЕ и ГОРЯЧИЕ.
Другое дело, что время нынче на дворе такое - "теплое". Мата много, чувств мало. Повышенная экспрессивность безуспешно пытается скрыть отсутствие собственно эмоций. Сорокин - нелепый ублюдок русской литературы, который, наверно, останется в ее кунсткамере.
"А вот, уважаемые посетители, уникальный экспонат! Русский писатель, который не умел чувствовать!"
- "О, йе! Натюрлих! Дас ист фантастиш!"
