Трофическая язва
Несколько лет назад моя мама, выходя из старого «жигуленка», нечаянно порезала голень о какой-то заусенец, торчавший из ржавой дверцы. Это была машина «бомбилы», так что ее состояние не должно удивлять.
Поначалу мама отнеслась к ранке на ноге довольно легкомысленно, даже не смазала йодом. «Подумаешь – пройдет!» Однако она почему-то не стала заживать. Напротив – она стала гноиться; вокруг нее стали появляться другие, более мелкие ранки и язвочки. Мама по-прежнему относилась к этому максимально легкомысленно. Она вообще всю жизнь считает, что жалобы на здоровье – это моветон и вообще тема, недостойная обсуждения с кем бы то ни было…
Тогда мы еще понятия не имели, что язвочка на ее ноге – это не что иное, как «трофическая язва». То есть – хроническая незаживающая рана, вызванная плохим состоянием сосудов и кровоснабжения. Потом, когда я волей-неволей заинтересовался этим вопросом, я с ужасом выяснил, что чуть ли не 10% пожилых людей в нашей стране страдают этим заболеванием!
Через несколько месяцев я-таки заставил маму обратится к врачу. «Ранка» упорно не заживала, нога болела. С этим что-то надо было делать. Я тогда еще думал, что все дело – именно в самолечении; вот если бы за дело взялся НАСТОЯЩИЙ ВРАЧ!..
Мы, понятно, пошли не в районную поликлинику (мама живет в одном из «спальных» районов Москвы). Я повез ее в Медицинский Центр у нас на Шоссе Энтузиастов (естественно, частный), который к тому же пышно назывался «Клиника боли». Солидное учреждение, один только прием у врача стоил 25 баксов! Мы пошли к хирургу, у которого было удивительная фамилия Марина. Мою маму зовут также, и я не мог не счесть это хорошим предзнаменованием... А напрасно.
Хирург с женским именем вместо фамилии первым делом на нас наорал. Рану он осмотрел с видом нескрываемой брезгливости и чрезвычайно быстро. Запомнилось, что это был крупный и чрезвычайно волосатый мужичина, весь покрытый черным волосом - на руках, голове, лице (в виде пробивавшейся щетины) и груди (сквозь растегнутый халат)... Он удивительно походил на болльшую и не шибко дружелюбную гориллу.
Маму он сразу назвал «варваром» и «чукчей». По его словам выходило, что мы совершенно не ухаживаем за раной, не кладем на нее перевязку и вообще ведем себя как дикари. При этом о самой болезни он, собственно, не сказал ни слова.
Мама была пристыжена и одновременно обнадежена. «Так что же? – спросила она. – Значит, надо перевязывать?» «Ну конечно! – с уверенностью ответил Марина. – И что, тогда все пройдет?» «А как же! – отвечал Марина. – Не ведите себя как чукча! За раной надо УХАЖИВАТЬ! Мыть ее, понимаете? И все будет хорошо!»
Мы ушли от него окрыленные.
Мама проявила чудеса контактности и скоро договорилась с пареньком-фельдшером из соседней поликлиники. Он стал приходить через день и делать перевязки, а также смазывать рану какими-то мазями. Я успокоился – дело вроде бы явно приняло упорядоченный характер, и досадное недоразумение должно было вот-вот разрешиться…
Так продолжалось еще год. Нога у мамы постоянно была замотана белым бинтом, она вела обычный свой образ жизни «энергичной пенсионерки», только что-то стала реже выходить из дома. Просто друзья стали чаще приезжать к ней в гости, а не наоборот…
И еще она часто стала просить меня покупать нурофен. Я обнаружил, что буквально «ест» эти таблетки. Причем подходили ей далеко не все: например, последние (которые растворимые, Нурофен Плюс) не действовали, и можно было покупать только «старый», обычный Нурофен.
Постоянный нурофен – значит, постоянная боль. Что-то, значит, идет не так? Я спрашивал, мама отмахивалась. Но тут ко мне присоединился и паренек-фельдшер. Он стал также настаивать, что маме надо бы лечь в больницу, что он не может ее лечить…
Оказалось, что несмотря на все перевязки, протирки хлоргексидином и т.п., язва совершенно не собиралась ЗАЖИВАТЬ. Напротив, она понемножку росла. Мама отвергала любые разговоры о лечении, обходясь нурофеном, но я по-настоящему встревожился, когда оказалось, что язвочки открылись уже и на другой ноге!
Я уговорил-таки маму лечь в больницу. Это была обычная больница в районе «Спортивной», отделение гнойной хирургии. Мама пролежала там две недели. Ей опять же делали перевязки, несколько раз поставили капельницу… Постепенно стала открываться страшная правда. Выяснилось, что ЛЕЧИТЬ маму в собственном смысле слова никто не собирается. По мнению врачей, от «трофической язвы» нет ни хирургического лечения, ни лекарств. По сути, в больнице с мамой делали все то же, что и мы дома. Врачом был молодой хирург, к трофической язве он относился со спокойствием опытного профессионала: «перевяжем, подлечим… А что еще? Болезнь-то НЕСМЕРТЕЛЬНАЯ! А больно? Ну что больно? Терпите!»
Маму выписали без каких-либо улучшений. Она пыталась вести прежнюю жизнь, но это становилось все труднее. Ноги начали ТЕЧЬ: т.е. с них стала постоянно сочиться и стекать на пол лимфатическая жидкость. Пол в ее квартире мы не успевали протирать – хотя и двигалась мама все реже. Дозы приема нурофена все увеличивались, в конце концов упаковки (12 таблеток) ей нее стало хватать и на 4 дня.
Я не знал, что делать. Все врачи, к которым я обращался, разводили руками: «Болит? Терпите!» У меня сложилось впечатление, что для НАШИХ (других я не знаю) врачей боль – это вообще не есть причина для того, чтобы серьезно волноваться. Отношение, как у военного доктора: «Смертельно – несмертельно». И если НЕсмертельно – следующий!»
Я начал искать лекарство сам. За короткое время прочитал множество исследований по Трофической Язве (я уже называл ее так – с Большой Буквы). Вот так, по Интернету, нашел некую СуперМазь на основе серебра: она поначалу – недели 3 – вызывала серьезное улучшение, потом все вернулось на круги своя…
Ноги уже не только ТЕКЛИ, но и ощутимо ПАХЛИ. Запахом гнилого мяса! В квартире у мамы поселилось огромное количество мух – и их ничем нельзя было выгнать. Мальчик-фельдшер проводил перевязки по-прежнему – но все громче настаивал на возврате в больницу. Мама не видела в этом смысла – мы же знали, как они там «лечат». Она познакомилась там, в палатах, со множеством стариков и старух, честно признававшихся: кто-то «лечится» таким образом 15, кто-то – уже 20 лет…
Мама съездила (тайком от меня) с помощью своего старого приятеля к «бабке». Она думала, что только «знахарка» может спасти ее. «Бабка» честно пошептала, поплевала, поколдовала над раной…
Но эффекта, понятно, не было. Ноги теперь были постоянно в потеках засохшей сукровицы, они никогда не просыхали, кожа приобрела красноватый, пузырчатый характер. И они БОЛЕЛИ!
Я вызвал еще частного врача-«специалиста». Врач нам с мамой понравился. Он приехал ночью, был крайне ласков, снял повязки, омыл раны, несмотря на страшную боль (и мама позволила ему это сделать!), снова перевязал, прописал новые мази.
Но никакого сдвига в состоянии не произошло.
Я решил, что остается последнее средство – какая-нибудь настоящая спецклиника. Мне очень хотелось, чтобы за дело взялся бы какой-нибудь НАСТОЯЩИЙ профи, он же – добрый доктор. Который скажет – «я знаю, что надо делать», и возьмется за лечение всерьез. Не такой, который готов в любой момент сказать – а я что? А я ничего! – и отойти в сторону, «умывая руки».
Опять же, по Интернету, я набрел на некий Рейтинг клиник Москвы. От фирмы, если не ошибаюсь, «Брок-Сервис». Первое место в этом «Рейтинге» заняла, как ни смешно, «Больница №1». Я тут же обнаружил, что больница расположена в районе Филей, а в просторечии носит название «Кремлевка». И там есть отделение гнойной хирургии!
Отлично! Позвонив туда, я выяснил, что две недели лечения обойдутся в 30 тысяч рублей. И документов никаких не надо. «Вы приедете, врач вас посмотрит, заплатите в кассу – и все!» - так сказал добрый голос из регистратуры.
Мама передвигалась уже с ощутимым трудом. Но до машины все ж добралась с нашего 9 этажа, а потом героически преодолела сначала 100 м до регистратуры, а потом – в другой корпус, на прием к зав. отделением. «Зав. отделением гнойной хирургии, профессор, доктор м.н.» - так значилось на табличке. Все в этом корпусе было довольно чистенько, без посторонних больничных запахов. Разительный контраст с «обычной» больницей!
Зав. отделением оказалась совсем даже не старой, холеной женщиной, причем ее холеность ощущалась даже в белом халате. Вид она имела начальственный и строгий.
- Развязывайте, - сказала она маме.
Перевязка давно уже превратилась для нас в долгий и трудоемкий процесс, снимать многочисленные слои бинтов было тяжело.
- Ну? Снимайте, снимайте! – поторопила нас сотрудница «Кремлевки».
Мы кое-как размотали бинты. Я, честно говоря, делал это даже с некоторым облегчением – ведь вот сейчас я, наконец, передам маму в руки настоящих медработников!
Вид оплывших, воспаленных, мокрых, покрытых какой-то слизью голеней был по-настоящему жутким. Зав. отделением осмотрела их издалека, причем на лице ее читалось нескрываемое отвращение.
- Нда-аа… - сказала она и посмотрела на маму взглядом Снежной Королевы. – Это что ж такое? Зачем ЭТО?
- А-а… Что? – несмело спросил я.
- Зачем нам это? – повторила Снежная Королева. – Как же мы будем ТАКОЕ лечить? Нет, это нам совершенно ни к чему!
- Но, простите, - попытался возразить я. – Мне сказали, что надо заплатить… Что это у вас, по профилю…
- Да вы что? – высокомерно оборвала меня зав. отделением гнойной хирургии. – К нам поступают больные с маленькими, аккуратными ранками. А что я с ЭТИМ буду делать? Тут – вы уж меня простите… Положите ее в районную больницу, может, там еще как-то, что-то… Хотя вряд ли, если честно.
- Но мы же заплатим… - бормотал я. Такого удара я никак не ожидал.
- Да что нам эти ваши жалкие деньги! Есть больницы Минздрава – пусть они этим занимаются.
Врач опять махнула рукой в сторону размотанных, кровоточащих ног. Они могут, может быть, как-то продлить… Это ж у вас гангрена!
Я буквально помертвел. Мама, наоборот, как-то очнулась от полузабытья, в котором пребывала почти постоянно, и как-то внутренне собралась.
- Ввыы… вызовете скорую? – пролепетал я. – Маму, наверно, надо срочно в больницу? В какую?
По лицу докторши пробежала еще одна легкая брезгливая гримаса.
- К НАМ? СКОРУЮ? К нам, извините, «скорые» не ездят. В больницу вас должен определить врач по месту жительства. Забирайте гражданку, и вызывайте «скорую» из дома. Я, если хотите, сейчас напишу диагноз.
И она написала бумажку с диагнозом: «влажная гангрена». Расписалась, поставила свою печать и всем своим видом показала, что мы можем быть свободны.
- Заматывайте!
- Но… Мы не можем. У нас и бинтов нет…
С явной неохотой зав. отделением вызвала медсестру и попросила ее сделать перевязку.
- Заплатите в кассу 1000 рублей за перевязку, - сказала она на прощанье.
Мы поехали, несолоно хлебавши, обратно на другой конец Москвы, домой. Маму, как ни странно, безжалостный диагноз даже как-то взбодрил. «Не верь ей, - говорила она всю дорогу. – Она дура и все врет!» Я не знал, что думать…
Дома, понятно, я первым делом вызвал скорую по 03.
- В чем дело? – спросил оператор.
- У нас срочно… госпитализация… тут написали… - путаясь, стал объяснять я.
- Минуточку, какая госпитализация? – сказал оператор. – Сейчас соединю вас с дежурным врачом.
В трубке щелкнуло. Появился усталый мужской голос.
- Что у вас?
- У нас язвы… На ногах… Очень болят. И врач сейчас поставил диагноз – гангрена… Нужна срочная госпитализация…
- Какой врач? – спросил голос с 03.
- Из «Кремлевки»!
- Из «Кремлевки»? – хмыкнул голос. – Гангрена? И что – пальцы черные?
- Какие пальцы! – начал я терять терпение. – У меня мама умирает! Приезжайте немедленно!
- Вы пальцы у нее посмотрите на ногах. Большие, - спокойно сказал голос. – Они какого цвета? Черного?
Я посмотрел на пальцы сидящей рядом мамы. Бинт до них не доходил. Вся ступня в потеках, но пальцы, несомненно, были вполне розовые, и уж никак не черные.
- Нет, не черные! – прокричал я в телефон. – Розовые!
- Ну, тогда это никакая не гангрена! – сказал голос в телефоне. – Мы по таким вызовам не приезжаем. Берите направление у районного врача, пусть он вас госпитализирует.
- Но как же диагноз… У меня подписанный…
- Да бросьте! – сказал голос. И отключился.
Потом было еще несколько больниц, уже обычных. В одну – инфекционную – маму опять не взяли. Третья больница, наконец, смилостивилась. Все последующие врачи, осматривавшие маму, сходились в одном – никакой ГАНГРЕНЫ, ни влажной, ни сухой – у мамы НЕ БЫЛО.
Зав. отделением «Кремлевки» после осмотра (!) поставила диагноз, который неведомый врач «Скорой» отверг ПО ТЕЛЕФОНУ. Мы только на своей шкуре испытали, что такое – «паркетные» врачи, «паркетные» генералы…
Маму положили в палату, но продолжали НЕ лечить. Врач только предупредил, что для обезболивания я должен сам покупать лекарства, так как у них в больнице есть только анальгин.
Я покупал кеторол, кетонав – но он боли почти не облегчал. То ли организм такой был особенный, то ли сказался постоянный прием нурофена
Боль не уходила больше. Я забрал маму домой. Она стонала почти непрерывно, иногда кричала. Я правдами и неправдами раздобыл «Трамал» - универсальное болеутоляющее, которым, говорят, наркоманы снимают свои «ломки»… Добывал я его непросто – но он не оказал НИКАКОГО действия.

Конец, тем не менее, у истории счастливый. Свой вариант предложил вдруг… хирург нашей собственной районной поликлиники! Это был скромный, невзрачный мужичок. Говорили, что он одно время очень крепко запил, и его даже хотели уволить – но он в последний момент он вроде как одумался и пить вроде почти перестал. И ПОКА держится…
Мужичок сказал, что ЕСТЬ одно средство. Правда, рискованное. Капельницы и уколы в мягкое место неэффективны, так как лекарство просто не успевает добраться до ног – почти все «теряется по дороге, без всякой пользы. Единственный путь – это укол прямо в бедренную артерию! Тогда актовегин пойдет ПРЯМО туда, куда нужно.
Однако артерия – не вена. Даже бедренная артерия – то есть одна из самых больших в организме.Ее не видно, она "спрятана" в теле гораздо глубже, ее еще надо найти - точнее, ЗНАТЬ, где она должна быть. И иглу воткнуть надо не абы как. Буквально одно неверное движение – и, как он честно предупредил, «спасти больного может только экстренное хирургическое вмешательство в условиях стационара». Потому что "напор" крови в артерии несопоставим по мощи с тем, который в вене...
НЕ достижения медицины последних десятилетий; не томографы, лазеры и чудо-лекарства; оказывается, нас могли спасти - как и до всякой «эпохи НТР» - только твердая рука, четкость, знание анатомии НАСТОЯЩЕГО ХИРУРГА. И его готовность взять на себя ответственность.
Никто из врачей в трех больницах и нескольких поликлиниках и медцентрах, где мы побывали за ГОДЫ развития нашего недуга, даже не упоминал о возможности ТАКОГО лечения…
Мама согласилась. Ей было уже почти все равно. Она уже практически не двигалась, все время была в забытьи, и только стонала… Иногда очень громко. От постоянной БОЛИ.
А надо было сделать ШЕСТЬ уколов! По 3 в каждую артерию.
Владимир Иваныч СДЕЛАЛ их. В течение шести дней. Дома, на нашем диване. Каждый укол он оценил в 100 баксов.
Он говорил, что ОБЫЧНО в его практике больные – такие же измученные пожилые женщины – чувствовали облегчение после первого же укола.
Нам понадобились все шесть.
После шестого боль прошла. Совсем. Краснота спала.
И не возвращается уже полтора года.