Росс Томас "Если не сможешь быть умничкой", Глава 17
Фиби Мейз предложила мне немного послоняться поблизости, чтобы дождаться встречи с ее ухажером Фредди – он, мол, должен явиться со своих полетных уроков с минуты на минуту. Она заявила, что мы все поедем кататься на его «дюнном багги». Пришлось сослаться на якобы уже имеющуюся договоренность о другой встрече, которую теперь, увы, я не в силах отменить.
- Если вы все ж его отыщете, передавайте от меня привет, хорошо? – сказала она.
- Вы о Билли Мизелле?
- Угу. О Билли.
- Хотите, чтоб я попросил его заскочить сюда и навестить вас, если я его встречу?
Она подумала над этим некоторое время.
- Ему сейчас примерно 47, так ведь? – сказала она.
- Да, что-то около того, - ответил я.
Она покачала головой.
- Облысел уже, наверно. Или даже разжирел.
- Может, и нет, - сказал я.
- Нет, просто передайте ему привет. И все. Просто привет.
- «Фиби передает привет», - сказал я.
Она улыбнулась, - возможно, чуточку печально.
- Правильно. Фиби передает привет.
Я вышел и уже как раз спускался по ступеням к своей машине, когда у стоянки вдруг с визгом и скрежетом затормозил дюнный багги марки «Фольксваген» - с легким полосатым верхом и толстенными задними шинами. Веселый старикан, сидевший за рулем, сначала выбросил наружу свои голые загорелые ноги, а потом вылез и сам. На нем были клетчатые шорты, рубашка с коротким рукавом и белые подстриженные усики, и все это в странном соответствии с его элегантной короткой стрижкой. Вверх по лестнице он отправился широкими и легкими шагами. Когда он проходил мимо меня, я сказал:
- Как дела, Фредди?
Он остановился и ослепил меня белозубой улыбкой.
- Как нельзя лучше, сынок. Мы знакомы?
- Просто у нас, по-моему, есть общий друг.
- Фиби?
Я кивнул.
- Девочка что надо, а? – спросил он, что есть силы подмигнув мне.
- Море женственности, - ответил я.
Он ухмыльнулся во весь рот, снова подмигнул, повернулся и побежал дальше вверх, перепрыгивая через две ступеньки. Посмотрев ему вслед, я уже почувствовал себя усталым.
Я выехал со двора и по пути к Голливудскому шоссе сумел сделать всего лишь пару неверных поворотов. По нему я добрался до центра. Там я отыскал парковку в максимальной близости от Темпла и Бродвея (1 - см. Прим.) То, что осталось от пинты Скотча, я решил оставить в отделении для перчаток. Служащий стоянки увидел это и сказал, цокая языком:
- Ай-яй-яй! Тут есть закон против этого.
- Я слегка простыл, - сказал я.
- Боже, это уж совсем нехорошо. И я тоже.
- Угощайтесь.
- Смеетесь?
- Ни капли! Только присмотрите, чтоб не стукнули, ладно? Она арендована.
- Ну, спасибо, приятель. Я только глоточек…
- Для вашей простуды.
- Вот-вот, - сказал он. – Только для простуды.
Я взял у него квитанцию и направился прямиком в новое хранилище Статистического Управления Лос-Анджелеса, которому в этом году едва исполнилось пять лет. Оно располагалось в самом центре, в здании Гражданского Центра на Северном Бродвее, 227.
В самом здании я нашел указатель, по которому выяснил, что мне нужна комната №10. Комната находилась на первом этаже, а в ней за длинной стойкой я обнаружил миловидную маленькую блондинку, которую, казалось, вовсе не тяготило ее звание простого конторского служащего. Наоборот, она как будто даже гордилась этим обстоятельством и тем, что она знает о своей работе все, что необходимо знать. А работала она со свидетельствами о рождении.
Выслушав мои пространные объяснения того, насколько я важная персона, она сказала:
- Я, знаете ли, иногда читаю его колонку.
- Хорошо.
- Он как будто все время на что-то сердится, от чего-то досадует… Да?
- Обычно так.
- А я вот терпеть не могу быть сердитой все время.
- И я тоже.
- Чем я могу вам помочь?
- Я бы хотел посмотреть сведения о девушке по имени Конни Мизелль. Или, может быть, Констанции. Я скажу для вас «Мизелль» по буквам.
Я сделал это, и она спросила:
- Родилась в Лос-Анджелесе?
- Да.
- А вы знаете когда? Если вы скажете дату, будет быстрее.
- 21 мая 1946 года, - сказал я.
- Это займет минуту.
В действительности это заняло не меньше трех. Она вернулась с формуляром размером с письмо.
- Свидетельства о рождении относятся к записям публичного характера, - сказала она речитативом, так, как говорят, когда одно и то же приходится повторять раз за разом. – Я не могу дать вам копию этого, но я могу рассказать вам, какая информация здесь содержится.
- Замечательно, - сказал я. – Каково полное имя у ребенка?
Она заглянула в формуляр.
- Констанция Джин Мизелль.
- Отец?
- Френкис Б.С.И. Мизелль.
- Б.С.И. – это «без среднего имени»?
- Правильно.
- А кто он по профессии?
- Это номер тринадцать… - проговорила она. – Так, обычная профессия. Музыкант.
- А какова профессия его матери? – спросил я.
- Это номер восьмой. Написано «Горничная».
- А что там еще написано?
- Ну, тут 27 пунктов! Период проживания, место рождения матери, раса отца, обычное местопребывание отца, девичья фамилия матери, название роддома, адрес, сколько всего детей рождалось у матери…
- Вот это, - сказал я.
- Номер 21, - сказала она. – Детей, рожденных матерью – 2. Сколько живых – 2. Сколько умерло – 0. Сколько выкидышей – 0.
- А другой ребенок – это мальчик или девочка?
- Мальчик.
- А девичья фамилия матери?..
- Гвендолин Рут Симмз, - ответила маленькая блондинка. – Редко теперь встретишь девушек с именем Гвендолин. А оно такое приятное и старомодное, правда?
- Пожалуй, - сказал я. – А может ваша система хранения сведений мне помочь, если я захочу выяснить имя этого брата?
- Отец и мать те же?
- Не знаю, - сказал я. – Впрочем, не думаю.
- А имя брата вы знаете?
- Нет.
- Его дату рождения?
Я покачал головой.
- А как насчет имени матери? Я имею в виду не ее девичью, а ее имя в супружестве?
- Нету, нету!
Она с сожалением покачала головой. Это ей не нравилось. Она не любила проигрывать в своем деле.
- У нас система не так устроена, чтоб можно было найти, имея только девичью фамилию матери. Ужасно, мне очень жаль.
- Не беспокойтесь об этом, - сказал я. – Можем мы сделать еще попытку?
- А как же, - сказала она, весело улыбнувшись.
- По этому я знаю только год и имя.
- Это пойдет.
- Год 1944-й, а имя я вам скажу по буквам.
И я сказал ей по буквам имя Игнатиуса Олтигбе. На этот раз, из-за того что я не знал точной даты рождения, ей понадобилось побольше времени. Около пяти минут. До сих пор не понимаю, почему вдруг я решил спросить свидетельство о рождении Олтигбе. Может быть оттого, что он был убит возле моего дома, и я счел, что кто-то должен одолжить ему немного бессмертия – хотя бы в форме признания того, что он был рожден? Или, возможно, это было просто любопытство относительно того, как нигерийский вождь умудрился родиться в Лос-Анджелесе посреди Второй Мировой войны. Иногда я посмеиваюсь над собой и пытаюсь убедить сам себя, что это было свидетельством блестящей интуиции – вроде той, которую проявляют величайшие историки, когда делают свои самые важные открытия. Беда только в том, все эти открытия так бы и не случились, если б кому-то в одно тоскливое воскресенье в Лондоне, Бостоне или в Сан-Франциско не взбрело в голову со скуки разобраться на своем чердаке.
Когда маленькая блондинка вернулась, улыбка у нее была напряженная и осуждающая.
- Так вы это знали с самого начала, не так ли? – сказала она.
- Что знал?
- Ладно! - сказала она. – Тогда продолжаем наши игры дальше.
Она заглянула в формуляр, лежащий перед ней на стойке. Я попытался прочесть его вверх ногами, но ее голос сбивал меня с толку.
- Игнатиус Олтигбе, родился 19 декабря 1944 года. Имя отца: Обафеми Олтигбе. Раса: негр. Национальность: эфиоп.
- Ну, не совсем…
- Он что, не эфиоп?
- Нигериец, - сказал я.
- Ох. Так они ж все равно из Африки, разве нет? Я думаю, тогда, в 1944, всех африканцев так называли – эфиопами то есть.
- Пожалуй...
- Обычное занятие отца: студент.
- А о матери-то что?
- Да вы уже знаете, - сказала она.
- Знаю что?
- Она та же, что и в предыдущем случае.
- Вы уверены?!
- А как иначе? – сказала она. – Разве только две девушки с одинаковым девичьим именем Гвендолин Рут Симмс вместе жили по одному и тому же адресу на Гувер Стрит.

Примечание перев.
(1) - Бродвей есть во многих американских городах - примерно как некогда у нас ул. Ленина

Следующая глава