Настроение:	anxious
Музыка:	---

Ксенофобия!
Представляю вашему вниманию интересную статью на животрепещущую тему "Ксенофобия в России". Автор статьи, один мой друг Андрей Дубровский. Текст представляет из себя пять интервью с коментариями автора.

Чёрное и белое
Проблема бытовой ксенофобии: анализ и пути решения


Ещё в IV веке н.э. образованный грек Аммиан Марцеллин, описывая нравы современного ему Рима, где он тогда жил, между прочим, отметил, что римская чернь время от времени, «следуя обычаю племени тавров, начинает реветь противными и бессмысленными голосами, что надо выгнать из города всех чужаков». От себя же далее учёный грек добавляет: «хотя Рим во все времена был силён поддержкой пришлого элемента». Симпатии автора этой статьи на стороне Марцеллина, но постараемся рассмотреть поставленную проблему «без гнева и пристрастия», как завещал великий Тацит.

История Петербурга в данном случае схожа с историей Рима: ведь и наш город «был силён поддержкой пришлого элемента», его славу создавали как великие, так и безвестные представители многих народов. Но для ксенофобных настроений нет доводов логики: по меткому замечанию петербургского писателя Дмитрия Горчева, Трезини, Растрелли, Клодт, Бенуа, Багратион и им подобные, конечно же, русские, и только один Дантес – француз.
Жаль, конечно же, что к нам не едут учёные и люди искусства из западных стран, как это было в императорской России, но ведь и те гастарбайтеры из стран ближнего зарубежья не вытесняют русских со своих рабочих мест. Они заполняют вакансии, которые не желают заполнять местные жители. Помню, как, будучи ещё студентом, на первых курсах я работал на стройке. Тогда ещё не было гастарбайтеров, и почему-то, русские не спешили на стройки – вакансий было много. Брали студентов, и могу сказать, исходя из личного опыта, что гастарбайтер, имеющий опыт строительства, сделает свою работу лучше, чем студент, такого опыта не имеющий.

Чтобы получить более-менее объективную картину происходящего в нашей стране и в нашем городе, в частности, в плане прогрессирующей расовой нетерпимости на бытовом уровне, я решил расспросить как людей, специально занимающихся темой ксенофобии, или способных сказать что-то по этой теме, так и иностранных студентов, живущих и учащихся в Петербурге.
Логично было бы сначала проследить историю вопроса. Сделать это любезно согласился Андрей Валентинович Петров, доцент исторического факультета, учёный секретарь центра антиковедения.

- Хотел бы Вас попросить, как специалиста, рассказать об истории ксенофобии вообще, и бытовой ксенофобии, в частности: была ли эта черта присуща людям на протяжении всей человеческой истории, или же это продукт Нового времени, когда появились национальные государства?
- Ксенофобия, по моему мнению, является общечеловеческим качеством. У различных племён, народов любовь к чужакам и иностранцам обычно мотивирована какой-либо культурной особенностью, не обязательно аберрацией, но особенностью – для этого нужны какие-то специальные причины. А для того, чтобы не любить чужака никаких причин не нужно. На самом деле здесь присутствуют, помимо социальных, также биологические основания: мы можем наблюдать случаи ксенофобии у любых стадных животных. Например, собаки, живущие у метро: как они будут относиться к собаке, которая собирается к ним примкнуть? Отрицательно. Они будут на неё лаять, а если она не будет уходить – загрызут. Могут загрызть до смерти. Это есть здоровая реакция коллектива на чужака. Какие для этого причины? У биологии – свои, в социальной жизни – свои.
- Насколько сильно влияет на человеческие взаимоотношения биология?
- Даже если существуют какие-то биологические основания социального поведения, если существует социальная форма представления этих биологических оснований, то эти биологические основания можно забыть. Самый яркий пример связан с отношением полов: каким бы животным ни было вожделение мужчины к женщине, в любом случае это будет иметь социальный выход и, соответственно, социальные мотивации, то есть от культуры это будет не оторвать. Поэтому, когда я говорю о биологических основаниях ксенофобии – это не значит, что я собираюсь свести причинно-следственные связи на какую-то физиологию – причины, всё равно, будут залегать в культуре, потому что мотивация у человека будет иная, чем у собаки или у волка. Но то, что это – общечеловеческое качество, на мой взгляд, это, практически, безусловно.
– Следовательно, ксенофобия присуща человеку, как таковому, изначально.
– Да. Какие мотивы? На поверхности, конечно, лежат мотивы традиционного поведения. Например, деревня. Деревня живёт по своему деревенскому укладу. И те люди, которые этот уклад хорошо знают, а уклад ведь связан не просто с правилами перехода дороги и взаимного приветствия, он связан со сбором урожая, с посевами, с надоями и прочими вещами, от которых напрямую зависит их жизнь. Если ты живёшь в чернозёмной полосе, то всякие обычаи северян тебе не подходят. А поскольку, мышление крестьянина не рефлексивно (ну с чего бы ему быть рефлексивным?), то, естественно, он склонен рассматривать в комплексе и сельскохозяйственный календарь, и взаимоотношения, связанные с деторождением, с имуществом, с вежливостью, с моралью, с религией. И для него, например, если мужчина не носит штанов, а носит юбку, – это человек, который может нарушать всё, что угодно: сеять зимой, жать осенью, спать с мужчиной, красть у других, и не считать, что всё это ненормально. Почему? Да потому что он нарушает самые очевидные вещи. От чужака можно ожидать всего, что угодно. Как узнают, что он чужак? По наличию нарушений, отклонений в стандартной ситуации. Мы можем посмотреть на быт уголовников, – то что ближе всего к традиционному деревенскому поведению в нашей повседневной жизни. Откуда у уголовников такие жёсткие правила поведения? Словарный запас (вспомним слово «хата»)? Это сохранение деревенской традиции, деревенской ментальности. Деревенская ментальность очень жёсткая. Внутри нашего мегаполиса сохраняются эти вещи и они, конечно, будут всегда основанием для ксенофобии. Речь идёт не об уголовниках (уголовники – просто хороший пример), а для любых структур, которые являются хранителями любых примитивных идеологий, примитивных форм ментальности.
На второе место я бы здесь поставил семью и набор семейных ценностей. Яркий пример того, как семейные ценности перестают устраивать государство, в целом, и становятся аберрацией, с точки зрения социума, – это мафия. Есть великолепный фильм про дона Карлеоне, который подчёркивает эту идею. В конце концов, а что делает главарь этой мафии? Он, просто, пытается защитить свою семью. То есть сохранение этих семейных ценностей, так же как и сохранение деревенской ментальности в случае с уголовниками формирует нам то, что совершенно не устраивает государство с его идеологией. Хотя, там много привлекательного, и Коппола нам эти привлекательные черты показывает. Ответственность, верность, любовь к детям, сплочённость – всё это прекрасные качества.
К ксенофобии что имеет отношение? Та ментальность, которая позволяет человеку сохранять семейные традиции. Речь идёт не о современной парной семье – мужчина и женщина – это уже не семья в старом смысле. Семья, всё-таки, должна включать набор поколений: должен быть патриарх, должно быть уважение к старшим. Уважение к старшим – хорошая вещь, но оно будет взывать к тем же самым ментальным процессам, к которым взывает и ксенофобия: нелюбовь к чужакам, любовь к себе, к своему укладу, своим традициям, своим привычкам. Это всегда будет сопровождаться и ксенофобией.
Когда мы говорим о ксенофобии, мы выходим на ограниченный набор сюжетов, которые интересны петербуржцу. Ну, русскому человеку всегда интересна тема антисемитизма, она проходит красной нитью через развитие русской культуры (то или иное отношение к евреям). Другая проблема – чеченская, связанная с войной. Третья проблема связана с «лицами кавказской национальности»…
– Которые дурно воспринимаются лицами славянской национальности.
– …Тема нацменов (национальных меньшинств) и нацболов (национального большинства). И это понятная проблема, потому что этническая ситуация изменилась колоссальным образом. У нас есть целые кварталы людей с ярко выраженной кавказской внешностью… Да дело не во внешности, дело в том, что они привносят в повседневный быт свои элементы культуры. Та же шаверма, которую купить чуть ли не проще, чем «сникерс». Если мы будем запараллеливать то, что нам известно о ксенофобии в античности, в отношении персов, греков, в меньшей степени, скифов с нашим отношением к кавказцам, то этой параллели не получится, потому что у нас нет высокого ментального образа ни армянина, ни грузина, ни, тем более, чеченца или азербайджанца. Почему «тем более» – потому что грузинская и армянская культуры традиционно близки русской культуре, и интеллигентный человек с лёгкостью найдёт примеры из этих культур, из области высокой интеллектуальной художественной культуры, которые позволили бы сблизить интеллигенции двух стран. В случае с азербайджанской и чеченской культурами мы не можем этого найти: первое, что нам вспоминается – это, в основном, всякого рода крупные военные деятели…
– Шамиль.
– Конечно… Здесь в качестве параллели (может быть, немножко неожиданно) можно провести отношение к французам в начале XIX века. Если мы сейчас, на ходу, начнём создавать ментальный образ отношения к французам в начале XIX века, что мы будем вспоминать? Конечно, не бытовую ксенофобию. Мы с трудом найдём описания этих гувернёров, которых местная прислуга за людей не считала. А на поверхности, конечно, будет тотальный французский язык аристократии. Вспомнится двойственное отношение русского офицерства к наполеоновскому офицерству. То же самое в отношении к греческой ксенофобии: то, что дошло до нас в виде надёжных, подробных свидетельств – это позитивное отношение. Отношение масс не зафиксировано в эпоху классики, точно так же, как вообще, ничего не зафиксировано в отношении этих масс. Мы их религии-то не знаем, не то, что их представление о чужаках. Но вероятнее всего, оно было грубым и скотским, мол: «Что ты полез сюда со своей персидской рожей?». Или: «тупой, как скиф». Вероятнее всего, так и говорили.
– Можно ли проследить трансформацию бытовой ксенофобии со времён античности до наших дней? Если да, то какие тому причины?
– Со времён античности произошли изменения фундаментального характера. Дело в том, что античное определение нации не тождественно нашему. Они не связывали биологию с социальной жизнью, они не считали животных образцом для человека в плане генетики – они не знали о генетике. Они, конечно, знали о наследственности, но они не придавали ей такого гигантского значения, для них национальный характер – это нечто, что может быть сформировано национальной культурой. Например, Порфирий, один из выдающихся греческих философов, был по происхождению сириец, и звали его первоначально Малх. У него нет абсолютно никаких генетических претензий на то, что он грек. Сам же он считает себя стопроцентным греком. И нам не известно, что кто-то попрекал его тем, что он сириец. Наоборот, христианские критики, которые его ненавидели, ненавидели его как грека, и его грех считали греческим. Почему? Да потому, что грека от негрека отличить было очень легко: приобщён ли он к греческой культуре, или нет. Для нас же, всё-таки, существуют гены, которе, как известно, пальцем не раздавишь. Для нас существуют климатические детерминанты, которые в генах и не только зафиксированы путём естественного отбора и выживания, но в любом случае, они будут доминирующими в нации: не только соответствующий цвет кожи, но и определённого рода тип личности, например: холодные северяне – горячие южане. Поэтому для нас очень легко сформировать мысль о том, что как ни учи, допустим, китайца русской культуре, он, всё равно остаётся китайцем. Нам легко сформировать такое представление. Другое дело, мы можем опровергать его каким-то образом.
Ещё одна причина, которая отличает современную ксенофобию от античной ксенофобии – это средние века. С несколькими доминирующими факторами. Один – это противостояние Востока и Запада, отражающееся в Крестовых походах, в противостоянии христианства и ислама. Это маркировало, определённого рода границу, создавало ту непроходимость между культурами, которая не была свойственна античной цивилизации. В Средние века проводится жёсткая демаркационная линия между двумя мирами: восточным мусульманским и западным христианским. Но это, на мой взгляд, наименее заметный фактор в формировании ксенофобии. Второй фактор – это форма христианского самосознания. Здесь идея самого Христа, как она представлена в средневековой религиозности в отношении наций, состоит в том, что нет больше наций, что нация не нужна, есть сверхнациональное братство. Это братство намного важнее, чем национальное братство, которое, на самом деле, разъединяет, а не объединяет. На этой идее, кстати, была развита система монастырей.
Вот те важнейшие, на мой взгляд, факторы, которые формируют изменения картины в отношении ксенофобии в рамках перехода от античности к новому времени. Естественно, что если мы начнём разбирать картину конца XX – начала XXI века, здесь будет огромное количество других факторов.
– Что, на Ваш взгляд, может нивелировать ксенофобные настроения в обществе?
– Я надеюсь на то, что те глобалистические тенденции, которые существуют в современном мире, приблизят нас к ситуации, которая имелась в Римской империи, благодаря тотальной эллинизации. Эллинизация – это тоже форма глобализма: это монополярный мир, это доминирование одной культуры, которая подминает под себя всё (греческая культура подмяла под себя даже римскую культуру, её завоевавшую). Но для этого понадобятся довольно мощные факторы, у которых пока нет никакой перспективы, и самый важный из них – это, конечно, религиозная толерантность. Здесь я пока не вижу никаких перспектив, потому что та религиозная толерантность, которая мне известна по античности, предполагает религиозную индифферентность: человека совершенно не интересует то, как и кому молится его сосед. Он не испытывает экзальтации, оттого, что он молится тому же богу, и не испытывает раздражения, что он молится другому богу. В нашем мире путь к такому результату даже сформулировать пока нельзя.
– Может ли в России случиться Веймарский вариант: приход к власти на волне ксенофобных настроений националистов или им подобных?
– Я думаю, что для такого мегаполиса, как наш, более вероятна ситуация более глубокой интеграции, и видимо, слияния национальных и социальных окраин, то есть, скорее, парижский вариант, когда крушили машины вне зависимости от национальной принадлежности.
Я читал статью в «Итогах», как раз незадолго до убийства Кочаравы, и когда начали раскручивать национальную антифашистскую тему вокруг этого убийства, я подивился тому, насколько прозорливы были «Итоги». А «Итоги» прогнозировали такую ситуацию: будут выборы нового президента, новый президент должен быть ставленником нынешней системы: ну какая система пустит дело на самотёк? Тем более, что президент заявил в качестве важной задачи централизацию, называемую жёсткой вертикалью. Соответственно, нужна какая-то пиар-кампания. И что будет центром этой пиар-кампании? Для Путина это была Чечня. Сейчас Чечня не актуальна, её нельзя раскрутить снова. И «Итоги» высказывают предположение, что это будет либо угроза фашизма, либо что-то в том же духе. Поэтому с какого-то момента начнётся массовый разбор тематики фашистского беспредела.
– Можете ли Вы прогнозировать для нашего города развитие ситуации в аспекте национальной проблемы?
– Я думаю, в нашем городе заметные национальные конфликты ещё предстоят. В качестве нормального мегаполиса мы слишком долго жили в ненормальное время. Всё-таки, советские времена – это скорее ненормальность. По ним нельзя судить о том, как мегаполис, на самом деле, живёт: слишком всё задавлено, слишком всё канализовано, и соответственно, нам ещё понадобятся два-три поколения, которые будут идти своим естественным темпом к норме. А путь к норме – трудный, и кто-то кого-то будет резать. Типичный пример – новостройки. Время от времени, несколько парней, выпив, в «гадах», в чёрных штанах, иногда, со свастикой, разносят ларёк с арбузами. Конечно, на национальной основе: «Что эти хачики здесь торгуют». Здесь всегда нужна поправка на то, что ксенофобия – один из многих мотивов. Нужен мотив для того, чтобы «прикопаться». Если человек толстый – прикапываешься, что он толстый, если в очках – к тому, что он в очках. Здесь нельзя говорить о ксенофобии в чистом виде. Ксенофобия здесь один из сотни мотивов для проявления агрессии.
– Если я Вас правильно понял, Вы считаете ксенофобию атавизмом?
– Совершенно верно.

Следующее интервью – попытка проанализировать проблему ксенофобии (бытовой ксенофобии, в частности) в плоскости психологии. На вопросы отвечал Рышков Олег, этнополитический психолог (факультет психологии СПбГУ).

- Как психолога, хотел бы тебя спросить о феномене ксенофобии, с психологической точки зрения.
- Так случилось, что в нашем обществе за всю его тысячелетнюю историю не сложилось традиций рационального ответа на неизбежно возникающие вопросы в межэтнических отношениях. У нас не принято вести дискуссий, обсуждать «национальные проблемы», открыто и цивилизованно находить приемлемые для всех этногрупп решения основной для империи дилеммы – «как нам жить и развиваться дальше вместе». Негласно «национальный вопрос» «заморожен» до лучших времен. В общественном сознании существует табу на любое публичное прикосновение к теме семитизма, антисемитизма, русского великодержавного шовинизма. В этом плане у нас только один «ньюсмейкер» - гвардия ультрапатриотов и этнонационалистов. Особо надо отметить безграмотность нынешней политической элиты, да и в целом интеллигенции по всем аспектам этнополитической психологии. Редко у кого из политиков (и журналистов) в лексиконе имеется более десяти терминов из этой наиважнейшей для нашей страны области человекознания. Как показывает самый свежий пример (обсуждение в Общественной палате проблемы роста экстремизма на этнонациональной почве) – мало кто из публичных политиков без ошибки смог произнести слово «этноцентризм», не говоря уж о том, чтобы объяснить суть этого центрального для межэтнических отношений феномена. Вместо реальных научных знаний (хотя этнополитическая психология – весьма молодая наука) в повседневной практике принято оперировать некоторыми шаблонами и мифами, доставшимися нам от прежних времен. Один из таких мифов – об исключительной опасности ксенофобии. Мало кто задумывается о том, что это неотъемлемая черта обычного, здорового, нормального человека: испытывать непонимание чужого образа жизни, стандартов поведения, иногда в категоричной форме. В конце концов, у каждого есть право не понимать другого человека. Хотя, надо признать, это достаточно архаичная форма психологической защиты. Исторические документы свидетельствуют, что, например, антиеврейские погромы на Руси были ещё в XII – XIII веках, хотя евреев тогда было очень мало. Во Владимире, Суздале, Ростове наши предки проводили такие «зачистки» со всеми атрибутами оных: с убийствами, с изъятием собственности. С моей точки зрения, ксенофобия, в какой-то степени, сформировала русскую государственную идентичность. Например, ксенофобия была основным мобилизатором в Смутное время, да и в Великую Отечественную народ воевал никак не с фашизмом, а с немцами (с философией фашизма и национал-социализма была знакома только элита; кстати, в СССР в 30-е годы было много ее приверженцев).
- Как ты можешь объяснить всплеск бытовой ксенофобии в России, наблюдаемый в последние месяцы?
- Ксенофобия – «нормальное», как я уже сказал, состояние для человека. Другой вопрос, когда у ксенофобии появляются менеджеры, идеологи. И еще хуже – когда ксенофобия становится политикой власти. Надо признать, среднестатистический обыватель (что уж там говорить о партии «Родина», части КПРФ и «Единой России») страдает «манией великодержавного имперского величия», шовинизма, а бытовая ксенофобия – это следствие. Идеологов «панславянизма», «великодержавности» много было и есть в Русской Православной Церкви, среди известных политиков, писателей и учёных, в основном, философов и историков. В последнее время на центральных и местных телеканалах транслируются откровенно антииммиграционистские, ксенофобские передачи. Зачастую, в них чётко прослеживаются неофашистские, неонацистские установки. Но самая опасная на сегодняшний день тенденция – это институциализация ксенофобии и шовинизма - проникновение в ряды власти, силовых органов. Это и есть самое слабое звено империи.
Нынешняя власть пытается «списать» рост ксенофобии на «хронические» болезни общества. Это так же неправильно, я бы сказал, подло, как ее же попытка свалить вину за рост «дедовщины» в армии на солдатских матерей.
- Но сейчас, вроде бы, идёт на государственном уровне борьба с ксенофобией.
- Это не так. Нынешнюю вертикаль власти нужно признать основным оплотом шовинизма. Можно документально фиксировать рост пропаганды ксенофобских идей на прокремлевских государственных телеканалах, сплошным потоком предъявляющих нам идеологов великодержавного, шовинистического толка. Политиков демократической направленности нам показывают значительно реже. А прямую связь между шовинистической пропагандой и ксенофобствующим общественным мнением нам тут же демонстрируют циничные интерактивные голосования.
- Например, в программе «К барьеру» Макашов набирает голосов в несколько раз больше, чем космонавт Леонов, Жириновский – в несколько раз больше, чем Немцов. Складывается устойчивое впечатление, что голосующие не слушают, что каждый из выступающих говорит.
- Ксенофобская риторика присутствует даже в официальных новостях на Первом канале, непосредственном пропагандистском органе администрации президента. Вспомним истерику по поводу избитых в Польше россиян, которая и спровоцировала серию последующих избиений граждан Польши в Москве. Кстати, в Польше хулиганов нашли. А у нас? Надо отметить, что антипольская пропаганда в отечественных СМИ в последние два года была местью «Кремля» за поддержку официальной Варшавой «оранжевой революции» в Украине. Такие же тенденции наблюдаются на РТР, и особенно надо отметить московский канал ТВЦ.
- Следовательно, нужно говорить не только о бытовой ксенофобии. В чём ты видишь причину этнонационалистического экстремизма?
- С моей точки зрения, рост ксенофобских вылазок в России связан непосредственно с Чеченской войной (одна из причин). Давайте проанализируем, что мобилизовало российских солдат в этой войне? Что побуждало солдат идти в бой, производить весьма антигуманные зачистки в деревнях? Неужели желание навести «конституционный порядок»? Это была разожженная до предела ненависть к чеченцам, кавказцам, а не эфемерные идеи единого государства Российского. Не надо скрывать очевидного факта. Эти люди вернулись с войны, влились в общество, не пройдя никакой психологической реабилитации. Вся эта колоссальная агрессия, ненависть распространилась по России. Как-то случайно мне пришлось быть свидетелем «скинхедовской тренировки». «Тренировал» группу ОМОНовец (возможно и бывший, но в соответствующем обмундировании).
- ОМОН, как мне известно, проходит практику в Чечне.
- Совершенно верно. В Чечне наведением «порядка» занимаются только войска МВД. ОМОН – это одно из подразделений МВД.
Не знаю точной статистики [статистику см. в конце статьи – прим. авт.], но полагаю, что в той или иной мере взгляды национал-экстремистов, «скинов», разделяет огромная часть рядовых милиционеров. Это становится явным, стоит только понаблюдать за их работой на «Софийском оптовом овощном терминале», любом другом рынке, вокзале или просто в электричке.
Надо сказать, что «скинхеды» – не самые опасные силы: их в России, примерно, 80 тысяч. По некоторым данным, столько же, сколько во всём остальном мире. Органам известны если не все члены, то, по крайней мере, лидеры группировок. Многие стоят на учёте. Для силовых органов изолировать их всех от общества не составляло бы никакого труда, была бы «верховная» воля.
Мне кажется, для обычного иностранца, или просто человека с «неславянской внешностью» значительно опаснее рост бытового, не организованного экстремизма. Скинхеда, всё-таки, чётко можно вычислить, перейти на другую сторону улицы, убежать. Но тяжело избежать опасности бытовой ксенофобии, вербальной агрессии. Убийства регистрируются милицией, проводятся расследования, а обычных, нигде не фиксируемых нападений на иностранцев в десятки раз больше. Типичный случай - когда африканца на выходе из метро «Горьковская» или «Пионерская» под улюлюканье публики избивают обычные, идущие с завода, работяги, или, скажем, курсанты (недавний случай в Петергофе). Это ежедневная практика. Власти всячески противятся формированию образа Петербурга, как «столицы фашизма» - потому и не ведут такой статистики.
Вообще, нужно отметить, дискриминация иностранцев в Петербурге, и в целом в России, идёт на всех уровнях.
- Кого скинхеды рассматривают в качестве своих потенциальных жертв, как они выбирают жертву?
- Крайне редки нападения на чеченцев, в целом на кавказцев. Разве что на азербайджанцев, и то в редких случаях. В основном, нападения совершаются на вьетнамцев, африканцев, таджиков. Выбирают наименее защищённых. Чеченцев боятся трогать, потому что у них очень сильная община. Они быстро вычисляют своих обидчиков и быстро их наказывают. Скинхеды – трусливые создания.
Каков психологический портрет жертвы? Скажем, иностранные учащиеся – крайне дезадаптированная часть молодежи. Почти никто не имеет простейшей медицинской страховки (иностранным учащимся она не положена), врача не вызвать - занимаются самолечением. Многие талантливые ребята - из бедных семей. Живут на стипендию. Хотя официально имеют право на подработку в свободные от учебы часы – но система выстроена так, что реализовать это право невозможно (не получить ИНН, пенсионное страховое свидетельство, без которых официально не могут взять на работу). Нелегальная работа грозит огромным штрафом и депортацией еще до окончания учебы. Ни власти, ни их учебные заведения не прилагают никаких усилий для их адаптации, для решения этих, казалось бы, простейших бюрократических вопросов.
Рядом с вами учатся иностранцы? А знаете ли вы, что многие иностранные студенты за всё своё пребывание в Петербурге ни разу не посетили ни одного музея – боятся выйти в город. Уверен, большинство из нас, даже ярых «антифа» никогда этим не интересовались. Почти все иностранцы приезжают с эйфорией в наш город. Собственно говоря, кто к нам едет? Дети тех, кто когда-то обучался здесь во времена Советского Союза, у кого сохранилась память о гостеприимстве русского народа, интернационализме, солидарности, об отсутствии расизма. Но времена изменились, Россия уже другая. Надо отметить, что в последние несколько лет численность иностранных студентов сокращается.
С первого дня приезда иностранные учащиеся начинают чувствовать себя жертвой. На них наваливается большое количество проблем, вопросов, требующих безотлагательного решения. Многие борются с этим самостоятельно, как умеют. Африканские студенты организуют свои спортивные группы, изучают приемы самообороны. Часто такие тренировки можно видеть в одном из северных парков.
- Это в целях самозащиты?
- Конечно. Многие иностранные учащиеся испытывают настолько сильный стресс, что даже когда нет реальной опасности, они всё равно её ждут. Это уже дисстресс. Прошлым летом был случай драки африканцев и русских парней в районе «Технологического института». Редкий случай – были избиты не африканцы. Это как раз и есть проявление того самого дистресса - начинают сдавать нервы.
Кроме студентов, есть и другие дискриминируемые группы. Не многие знают, что сейчас в Петербурге существуют свои этнические гетто, в основном, на окраинах города. На Юго-Западе, например, компактно проживают таджики и таджикские цыгане. Это не криминальные элементы, совершенно обычные трудяги, набожные мусульмане, не фанатики. Но находятся они здесь нелегально. Они беженцы.
- У них статус беженца?
- Нет, статус беженца в России не дают практически никому, только в исключительных случаях. Даже у тех, кому этот статус некогда дали, сейчас отбирают. Как в случае с афганцами, некогда служившими верой и правдой Советскому Союзу и вынужденными бежать от талибов. Их сейчас пытаются вернуть обратно в Афганистан. Конечно же, их там ждёт смерть.
Так вот, вернёмся к гетто. Неоднократно, с целью денежных поборов, совершает туда «набеги» местная, и не только, милиция. Когда у людей нет возможности заплатить - с битами приходят скинхеды. Местные жители неоднократно видели совместные пикники «скинов» с той же самой милицией. Власть должна, в первую очередь, разобраться с собственными органами внутренних дел.
- Каков твой прогноз: ситуация с ксенофобией будет ухудшаться или улучшаться?
- Чтобы ни происходило, каждый из нас должен делать то, что может. Если у Вас есть знакомые иностранные студенты, проявите участие - поинтересуйтесь их проблемами. Хотя бы пригласите прогуляться по городу – для многих это будет подарком. Вы тоже расширите свой кругозор – например, вы узнаете, почему многие столетия африканцы считали «белых» людоедами :) …
Руководство же университета должно внимательно проанализировать проблемы иностранных учащихся, изучить зарубежный опыт, и возможно, с участием факультета психологии (благо, есть специалисты) разработать подробную программу адаптации. Думаю, подобная программа могла бы стать образцовой для всех ВУЗов России.
Что касается существующих тенденций. В ближайшее время ситуация точно не изменится в лучшую сторону. Рост экстремизма будет продолжаться. Возможно, он приобретёт ещё более жёсткие формы, и направлен будет уже не столько против иностранцев, сколько против россиян с «иным разрезом глаз», цветом кожи. Ксенофобия будет ещё более институализирована. Но, если нам всем очень повезет, ситуация может круто измениться. В 2008 году. Хотя в этот прогноз я не верю.


ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОСТОМ ВЫШЕ

Напоминаю, что текст не мой.
Автор статьи Андрей Дубровский (odysseos_taxidi@lj)