Видел недавно, если я не ошибаюсь, у Немирова, некие такие забавные выкладки, дескать если Москва это вотчина поцреотов, то СПБ-точка-ру это самое что ни на есть кондовое прибежище всяческой демшизы, гайдарочубайсовских пубертатов и так далее.
Однако, подумалось, что Ленинград весь такой израненый, исколотый, какой-то приторно несчастный, словно старая учительница музыки. Раиса Георгиновна, которая старенькая, вся в ушибах каких-то, ручки нескладные, цирроз, личико желтое, вся нескладывается, но вот держится она как за тростиночку нежную за эту рафинированность свою, за театры мертвые, за фасады домов полуразвалившихся. Ленинград - это город фантомной боли, там все происходит как-бы понарошку, живут понарошку, работают тихонечко, умирают вполсилы. И никому, никому не придет в голову просто встать и сказать
- Этот город обречен, он мертв, он рассыпается, расслаивается, мертвые стонут в его мостовых; живорожденные дети на покатых берегах северной реки.
Дети прокаженные. Утром болит горло, вечером как-то совсем ничего не хочется. В квартире тускло, дряблые обои в цветочек, сыпется штукатурка. На трамвайных путях хвоя. Раиса Георгиновна верит в демократию; как ведь, Антон Семенович, сын композитора Булочникова - он за демократию, за свободу, за правду. А я его маму знала, хорошо, да, в тридцать девятом. На комоде смешные слоники фарфоровые, нэцки, столовое серебро. Фотография Митечки. Шаркают ноги тяжелые, шарк-шарк, на завтрак чаек с булочкой-с-маслом, на обед -макароны, немножко печенки говяжьей, но совсем немного, так как моэт быть Боренька заглянет - будет чем угостить. На ужин - , а впрочем неважно, можно верить в интеллегентных людей и оставаться сытым.
Ведь был режиссер Абуладзе и Сахаров был и Собчак. Все наши страдания, измученности это от чего-то такого о чем писали в "Новом Мире", Галич был тоже против, он ненавидел эту страну. Совесть у нас одна на всех, мы в блокаду одной совестью питались и ничего выдержали потому-что был Шостакович и великое русское дело, белая армия где-то была. А сосед сверху, он был спекулянт, его таскали в "Большой Дом" - он там мучился а мы здесь мучаемся, на Садовой, в коммуналке. И не дай вам бог порочить светлое имя нашего города. У нас ничего нет, ничего, не денег, не сил, не чести, не любви но у нас есть Медный Всадник, Лиговка и тридцатый автобус. И никто никогда не отнимет у нас нашего города, благо вот он за окном, грязный, ссученный, растасканный, выебанный, но наш. И я люблю его безмерно, безмерно.
Current Mood:
drunkCurrent Music: Strawbs New World