На сей раз речь пойдёт об основных неприятностях, связанных с презентацией образа героя первого плана читателю. Воспринимать опять-таки как схему.

Допустим, образ создан, вы его отлично видите, он развит в вашем воображении, логичен, строен и чудо как хорош. Теперь ваша задача — преподнести его читателю адекватно.

I

Грубейшая ошибка, связанная с презентацией образа, ошибка тем более неприятная, что на эти грабли раз за разом наступают все, без исключения, неопытные авторы, называется суетой.

Суета выражается в чудовищной детализации того, что происходит с героем. Фиксируется всё: от изменения отношения к цвету обоев до мельчайшего рефлекторного испуга, от мимолётного сомнения в правильности выбора данного сорта моркови до самых лёгких уколов совести по поводу не вполне почтительного обращения с запасным седлом третьего коня друга своего учителя. Яркости образу это не добавляет, а сам автор выглядит по отношению к своему герою не художником, а доносчиком, работающим не на публику, а на тайный сыск. Получается так оттого, что неопытный автор путает презентацию образа с информированием.

Эта путаница из разряда «горе от ума»: неопытный автор подозревает невозможность совершенно адекватной передачи читателю своего представления об образе. Он догадывается, что читатель никогда не воспримет рождённый в его воображении образ совершенно точно так же, как он сам, и стремится поэтому максимально сократить дистанцию между «настоящим» образом (то есть таким, каким образ представляется ему самому) и «ненастоящим» (то есть таким, каким образ представляется читателю). Дистанцию неопытный автор сокращает единственно понятным ему способом — увеличением объёма информации. Ему кажется, что чем больше сведений о внутренних движениях героя и обо всём, что с ними связано, он предоставит читателю, тем «адекватнее» воспримет читатель образ.

В основе подмены понятия «презентация» понятием «информирование» кроется подмена двух других понятий. Первое из них относится непосредственно к образу. Суть её в том, что понятия «настоящий» и «ненастоящий» образы — это отражение иллюзорного представления о жизни, на самом же деле «настоящих» и «ненастоящих» образов не бывает. Образы бывают только как таковые. Говорить о том, что кто-то воспринимает образ «неправильно», нельзя. Можно говорить только о том, что каждый человек воспринимает образ по-своему.

То есть накладывает на образ собственные оценки.

И вот тут мы подходим ко второй подмене понятий. Суть её в том, что восприятие образа неопытный автор трактует как оценку образа и, исходя из этого, наивно полагает, что «неправильно» оцененный образ есть образ, «неправильно» воспринятый. Фатальная ошибка. «Правильных» оценок в природе не существует. Простейшая аналогия: стадным не могут нравиться хищники, точно так же, как хищники не могут уважать стадных. Но при этом и те, и другие вполне отличают своих и чужих, то есть именно что воспринимают образ. Вот об этом неопытный автор то и дело забывает. Чем неопытнее — тем чаще.

Первое правило, относящееся к презентации образа: презентуя образ читателю, автор должен абстрагироваться от того, что у читателя существует собственная система ценностей.

Если индуцировать это правило дальше, можно заметить, что отвращение, которое читатель испытал, увидев созданный кем-то образ, является ничуть не менее веским комплиментом для создателя, чем восторженная в этот образ влюблённость. Две крайности одной и той же сущности, как говаривал небезызвестный пират в небезызвестном фильме. Задача автора по презентации образа читателю выполнена в том случае, если читатель смог этот образ увидеть.

Увидеть, повторяю. Сможет ли он этот образ оценить и если да, то как именно, — вопрос уже иной и совсем не автору адресованный.

Огромное же количество мелких деталей, относящихся к внутренней динамике героя, которыми неопытный автор насыщает своё повествование, дадут, возможно, богатейшую пищу для психоаналитиков, но ни в коем случае не заставят читателя увидеть образ, созданный автором. И всё дело здесь в том, что

читатель воспринимает рождённый автором образ не непосредственно, а через проекцию этого образа на систему символов.

Ну, то есть на язык.

Следовательно, задача автора заключается том, чтобы максимально полно спроецировать на систему символов образ, рождённый в его воображении. Полно, повторяю. Не детально. Чувствуете разницу?

Полнота есть в первую очередь целостность.

А детализация есть в первую очередь раздробленность.

Тысяча рефлекторных жестов, мимолётных мыслей, незначительных реплик, легчайших колебаний внутри героя никогда не сложатся для читателя в единую картину просто потому, что

степень целостности образа обратно пропорциональна степени его детализации.

Всегда. Исключений нет и не будет. Идеал проекции образа на систему символов — одно слово.

II

Здесь мы подходим ко второй очень опасной ловушке, которая подстерегает уже более опытных авторов (и порой в неё попадают даже очень искушённые художники). Она называется максимальным обобщением.

Максимальное обобщение — это трансформация образа в архетип.

Юмор ситуации заключается в том, что архетип, с одной стороны, — это идеал для любого образа. Яркий, развитый образ всегда стремится максимально приблизиться к архетипу, всегда видит в архетипе свою путеводную звезду. Однако, с другой стороны, архетип — это не только отличная от образа сущность, это опаснейший его антагонист.

Главное отличие архетипа от образа — это статика. Архетип — творчество коллективного бессознательного; складывается он очень медленно (на это уходят эпохи), но, оформившись однажды окончательно, он не поддаётся ни изменению, ни уничтожению. Архетип — это один из инструментов выживания человечества как вида. Таким образом, отдельно взятый человек будет воспринимать архетип как фиксированную, неизменную информацию на протяжении всей жизни. На разных этапах своего развития человек может по-разному оценивать эту информацию, по-разному к ней относиться, но её набор останется незыблемым, как вечная мерзлота, и человек передаст её своим детям в полном объёме, сам о том не подозревая.

Именно здесь коренятся причины одного из самых острых когнитивных диссонансов читателя. «Автор! Что ты делаешь?! Ты испортил героя!» — возмущается он и отказывается принимать перемены, происходящие с героем, и разочаровывается в авторе. Он совершенно прав, но объяснить, отчего так возмущён и почему не может простить автору подобного обращения с героем, — не в состоянии. Да и автор зачастую не может этого объяснить, как не может объяснить и того, почему герой, с которым он долго и упоённо работал месяцы или годы, вдруг перестал быть интересен ему самому.

А всё очень просто. Автор переусердствовал, проецируя на систему символов рождённый в его воображении образ (а возможно, с самого начала перепутал образ и архетип, а возможно, в процессе своего развития образ трансформировался в архетип сам собою), и в результате вместо образа у него получился идеал образа. Видя, что образ получается «неправильным», неживым, но не умея ни корректно классифицировать, ни объяснить эту «вечную мерзлоту», автор принимается за его переделку. Однако, продолжая считать имеющийся архетип образом, он воздействует на него вполне естественным для образа, но убийственным для архетипа методом: провоцирует внутреннее движение героя. Ничего удивительного в том, что это вызывает агрессивную реакцию читателей, которые чувствуют себя обманутыми: им всю дорогу рисовали привычный ещё с материнской утробы символ — и вдруг этот символ превратился буквально чёрт знает во что.

Помните:

образ — это вечная инвольтация к архетипу, но никогда и ни в коем случае не архетип как таковой.

Чем отчётливее инвольтация образа к архетипу, тем увереннее мы можем сказать, что образ получился ярким и осязаемым. Однако стоит автору перешагнуть тонкую грань, отделяющую образ от архетипа, как мы немедленно содрогнёмся в конвульсиях оргазма и ультимативно потребуем от автора зафиксировать созданный им идеал в идеальном же состоянии.

И никакого «развития» этого идеала мы уже ни при каких условиях простить не сможем: архетип не способен развиваться. Архетип — это совершенство. Это совершенный король, совершенный солдат, совершенный мудрец, совершенная мать и т.д., и т.п.

Здесь, кстати, лежит ответ на вопрос о том, обязаны ли развиваться герои второго и следующего планов. Нет, не обязаны, а в случае если они выписаны как архетипы, даже и права такого не имеют.

Здесь же мы найдём ответ на вопрос о причинах агрессивной реакции читателей на фатальные репрессии автора по отношению к архетипическому персонажу: архетип по определению бессмертен. И любое посягательство на его целостность (в том числе и физическую) расценивается как ложь, которой нет ни прощения, ни оправдания.

И здесь же мы найдём ответ на вопрос, можно ли писать как архетип героя первого плана. Для беллетристики ответ однозначный — нельзя. Стержневой элемент повествования не может быть архетипическим, поскольку в архетипе по определению отсутствует внутренняя динамика.

Резюме.

Презентуя образ читателю, вы должны стремиться к полноте, а не к раздробленности. С другой стороны, помните, что, делая образ героя первого плана максимально монолитным в сознании читателя, вы максимально приближаете его к архетипу. Балансируя на опасной грани между развитым образом и архетипом, будьте готовы в любой момент смиренно согласиться с тем, что образ стал совершенен и трансформировался в архетип. В этом случае вам придётся согласиться так же и с тем, что книга либо не состоялась, либо уже закончена, поскольку воспринимать героя первого плана как архетип читателю будет попросту неинтересно (а вам с немалой долей вероятности неинтересно будет писать, и в связи с этим вы всё время будете стремиться к наиболее неадекватному обращению с таким героем).

Если же вы чувствуете, что «передержали» образ, с которым собирались работать, и за время, прошедшее между замыслом и началом его реализации, этот образ успел трансформироваться в архетип, ни в коем случае не пытайтесь выдвинуть такого героя на первый план. По тем же соображениям.

Для забывчивых: это схема.