6:53p |
О расплате На этой равнине мы увидели какого-то старого длиннобородого господина почтенного вида, который с печальным лицом возглавлял огромное шествие: за ним следовало несколько десятков тысяч мужчин, одетых в черное. Вид у него был огорченный и безнадежный, и Моцарт сказал: -Видите, это Брамс. Он стремится к освобожденью, но время еще терпит. Я узнал, что черные тысячи - это все исполнители тех голосов и нот, которые, с божественной точки зренья, были лишними в его партитурах. -Слишком густая оркестровка, растрачено слишком много материала, - покачал головой Моцарт. И сразу затем мы увидели Рихарда Вагнера, который шагал во главе столь же несметных полчищ, и почувствовали, какая изматывающая обуза для него - эти тяжелые тысячи. Он тоже, мы видели, брел усталой походкой страдальца. -Во времена моей юности, - заметил я грустно, - оба эти музыканта считались предельно противоположными друг другу. Моцарт засмеялся. -Да, это всегда так. Если взглянуть с некоторого расстояния, то такие противоположности обычно все ближе сходятся. Густая оркестровка не была, кстати, личной ошибкой Вагнера и Брамса, она была заблужденьем их времени. -Что? И за это они должны так тяжко поплатиться? - воскликнул я обвиняюще. -Разумеется. Дело идет по инстанциям. Лишь после того как они погасят долг своего времени, выяснится, осталось ли еще столько личных долгов, чтобы стоило взыскивать их. -Но они же оба в этом не виноваты! -Конечно, нет. Не виноваты они и в том, что Адам съел яблоко, а платить за это должны. -Но это ужасно. -Конечно. Жизнь всегда ужасна. Мы не виноваты, и все-таки мы в ответе. Родился -- и уже виноват. Странно же вас учили закону Божьему, если вы этого не знали. Я почувствовал себя довольно несчастным. Я увидел, как сам я, смертельно усталый странник, бреду по пустыне того света, нагруженный множеством ненужных книг, которые я написал, всеми этими статьями, всеми этими литературными заметками, а за мной следуют полчища наборщиков, которые должны были над ними трудиться, полчища читателей, которые должны были все это проглотить. Боже мой! А ведь, кроме того, были еще Адам, и яблоко, и весь остальной первородный грех. Все это, значит, надо искупить, пройти через бесконечное чистилище, и лишь потом встанет вопрос, есть ли за всем этим еще что-то личное, что-то собственное, или же все мои усилия и их последствия были лишь пустой пеной на море, лишь бессмысленной игрой в потоке событий. |