Посвящается Оксане

Небрежность, как в парашютном спорте, так и в общении с влюбленными женщинами, ведет часто к гибели. Обычно – как раз этих женщин, но иногда случается и по-другому. Поверьте.

Вредная привычка, свойственная многим дамам – мечтать о поцелуях мужчины, который и не взглянул на них ни разу. Потраченной на это энергии хватит, чтобы иллюминировать второразрядный город. Мы же засоряем планету ядерными отходами, не задумываясь об утилитарном использовании полыхающих в женской груди страстей. Так думала девушка Оксана, сидя перед монитором и сверля его взором. От эмоций экран давно уже начал рябить и идти тонкими полосами, впрочем, возможно, это просто безнадежная влюбленность заволакивала ей глаза. По мысли начальства она составляла годовой отчет, в реальности грезила о красивом изгибе губ. За окном же бушевала метель, и ледяной ветер раскачивал лысые деревья, навевая на сердце тоску и морозя пальцы ног.

Поганец работал в соседнем отделе. Он был высокий и стройный, взгляд аквамариновых глаз сосредоточен. Волнами волосы до плеч. Критику беспристрастному они бы напомнили кокер-спаниелей, но Оксана восхищалась ими. Он был уверен в себе, спокоен и сексуален. Иногда заходил к ним в отдел, но на Оксану не поглядывал никогда, предпочитая флиртовать приглушенно с рыжей девицей, полногрудой и вальяжной, собственницей трех дипломов о высшем образовании.
У Оксаны сам факт существования во Вселенной данной бабы неизменно вызывал сомнения – во вменяемости Создателя.
В число прочих его достоинств входило то, что с Оксаной он все же здоровался и даже иногда разговаривал. Но, сдержанность ее форм, к сожалению, и здравомыслие не пробуждали в нем ни либидо, ни любопытства. Тщетно.

А ветер снаружи дул и дул. Безумный холод чувствовался во всей округе. За окном начиналась непроглядная чернота, будто весь мир куда-то сгинул, и здание вдруг очутилось в безвоздушном космическом пространстве. Офис опустел, время дневных работников уже прошло, а время ночных призраков и утренних уборщиц еще не наступило. Но Оксане все не хотелось идти в темноту. Наконец она выключила компьютер и замученным усталым воробушком поплелась к лифту.

Раздвижные зеркальные двери отразили ее отсутствующий взгляд. Войдя, она сразу забилась в дальний угол – лифт ее нервировал, будучи изготовлен целиком из полированного металла. А любоваться собою в зеркале – занятие сладкое и интимное, данный же продукт современного дизайна превращал его в акт насильственный, сопряженный вдобавок с клаустрофобической агорафобией. Голова не кружилась, но дискомфорт все же возникал.
Оксана стала застегивать пальто, верхняя пуговица все никак не лезла в петлицу, на лице ее появилось злобно-танталовское выражение – в этот момент в лифт вошел он (подлец).
– Привет, – кивнул он ей блекло, и застыл, неприметно и мило скосив взором на свой левый профиль в зеркале сбоку.
Сверкнув глазами, Оксана поздоровалась в ответ, всем телом своим, молодым и красивым, ощущая присутствие самца – все же, наверное, бета, не альфа – в своем личном пространстве. Полтора квадратных метра – это так мало для двоих.

И в эту секунду лифт ухнул и остановился.
Лампа отрубилась с залихватским счастливым присвистом.
Лишь только слабая аварийная подсветка позволяла увидеть теперь блеск глаз, контуры фигур, движение, и то, как поднималась в прерывистом дыхании средневысокая грудь.

Он помолчал, потом потыкал перстами в кнопочки – кто-то даже ответил им: "ждите, спасут". Мрак застрявшего лифта рождал странные мысли – ведь они были близко, как никогда раньше. Она внезапно вспомнила о новом кружевном белье и чулках с подвязками, надетых ею сегодня непонятно зачем… О женская интуиция, может, ты существуешь все же?

Запах его одеколона (бутик Comme des Garcons – это вам не баран чихнул) заставлял голову Оксаны идти кругом. Напряженная и энергичная тишина повисла в лифте. Одно неосторожное движение в этом стиснутом мраке – и они соприкоснутся случайно. И их обоих закоротит, как оборванный кабель, попавший в лужу от октябрьского ливня. Его тонкая рука поползет вниз, найдет чулки – ах, отрадные, приятные находки. Другая вверх – там тоже бесспорно интересно. Губы встретят губы. Соски заострятся и одежда покажется тесной.
Блики и тени заметаются в зеркальных стенах. Глаза привыкнут к темноте, и обхватив ногами его талию, она...

И тут лифт ожил.
Со сладострастным чпоканьем двери растворились на цокольном этаже.
Недавние жертвы вертикального траффика вышли на улицу. Темнота и ветер опрокинулись на них с той внезапностью, с которой женщина выливает ведро ледяной воды на дерущихся собак.
Они стояли рядом на тротуаре в ожидании зеленого света, по дороге грохотали мощным потоком враждебные автомобили.
- Да, – озвучила она сокровенное, а в ноздрях ее еще блуждал запах его тела, уже почти попробованного, – забавно. Только, плиз, никому не говори, что я с тобой застревала в лифте.
- Почему? – спросил он озадаченно, не обернувшись к ней. Грохот проезжавшего грузовика слился в ее ушах с пренебрежением его речей.
- Ну, как же. Могут возникнуть всякие глупые идеи про то, чем двое могут заниматься в лифте. Пойми!
Поганец рассмеялся, закинув худощавую красивую шею:
- Какая глупость! У меня и мыслей таких насчет тебя возникнуть не может!

Равнодушная луна смотрела с небес, как из-под колес автомобилей вынимали мужчину лет двадцати семи, подтянутого, с тонкими запястьями и волнистыми каштановыми волосами – и с множественными переломами грудной клетки, позвоночника и основания черепа. «При переходе дороги он был невнимателен», – сказал гаишник равнодушно, но мы-то знаем, что не прав тут гаишник, не прав – впрочем, гаишники никогда не бывают правыми, а тут он ошибся лишь наполовину.