Некоторых мужчин колотит от блондинок, или от женщин-водителей, или там от начальниц-лесбиянок. Мне недавно открылось: есть еще одна пугающая вас категория – москвички. Некий мой приятель, уплетая в "Гоголе" квашеную капусту, рассказал мне эту душераздирающую историю о своем приезжем друге, суровой поганке Москве и суках-москвичках.

Ну, во-первых, надо себе представить этого приезжего, его друга. Среди homo sapiens есть экземпляры, похожие на бульдогов, есть спаниели, попадаются и вылитые шарпеи. Этот же был – йоркшир-терьер. И дело не только в его субтильном телосложении, хрупких косточках-плечиках, и не в стрижке с забавной укладкой торчком. Просто в его движениях и во взгляде сквозила такая, настоящая... йоркшир-терьерская целеустремленность.

Было ему лет двадцать пять. У себя дома, в крупном южном городе N, он симпатично зарабатывал, любил местные клубы и, несмотря на свой женский рост – а, пожалуй, и именно из-за него, встречался одновременно с двумя девушками. Молодые йоркшир-терьеры весьма сексуально активны.

Его московская командировка была бесконечной. Бестолковой. Безумно скучной. С работой он заканчивал к обеду, и потом начинал бессмысленно бродить по городу. Знакомых было мало: укоренившиеся тут соотечественники вкалывали как собаки, и развлекать командировочного не могли. Москвичи же были странными: выслушивали его "ваша Москва – ужасный город, в ней так тоскливо, и все такие странные", выслушивали вежливо, не перебивая, но все же почему-то до них никак не доходило, насколько он очарователен, какой лидер, какая душка и душа компаний. Сердечных отношений никак не складывалось. Он страдал. Молодые йоркшир-терьеры очень общительны.

В один из дней он договорился познакомиться с барышней, известной ему по интернету уже достаточно давно. Заочно барышня была ему весьма симпатична – она писала о сексе, большом размере груди и крепких алкогольных напитках (те же места, где она писала о Nietzshe, Баланчине и герменевтике, он обычно пропускал). Гость столицы предвкушал знакомство с нею: что откроется при развиртуализации, никогда не знаешь заранее, но тут у него были хорошие предчувствия. Собираясь на встречу, он не забыл обновить одеколон и надел чистые трусы.

Это был жаркий августовский вечер в Москве, что значит, что вокруг чуть-чуть воняло и чуть-чуть пылило, было жарко и шумно, а на памятниках сидели толстобрюхие голуби. Место встречи было Пушкинская площадь, и он принялся там слоняться в ожидании барышни меж горластых детей, снулых туристов и местной растительности в лице панков и кришнаитов. Девушка позвонила ему и пропела в трубку: "ничего, если я приду не одна, а с подругой? Ты ее, кажется, тоже знаешь по интернету". "Да, конечно, – ответил он и направился к точке рандеву, на ходу раздумывая: "Интересно, зачем она захватила с собой подругу? Неужели она боится знакомиться со мной наедине?", и, поймав краем глаза свое отражение в витрине, чуть замедлил шаг и приосанился.

В пять ровно он уже сидел на краешке фонтана, обшаривая взглядом массу народа и сжимая с пылкостью онаниста молчащую телефонную трубку. Кто из сего скопища окажется двумя девушками, знакомыми ему лишь по буквам и байтам? Лоснящиеся женщины в шортах облизывали мороженое, немытые лесбиянки пили пиво, ПТУ-шницы галдели, и глаза начинали разбегаться в недоумении. И тут он увидел: из темной, пропылесосенной сухим летним ветром аллеи вышли две рыжеволосые. Эти девки звонко веселились и сверкали зубами, фланируя вперед, целенаправленно, как танковая рота - в абсолютной уверенности в собственном моральном превосходстве. В руке одна из них сжимала изумрудное горлышко бутылки шампанского, жестикулируя ею при этом с той свободою, которая достигается долгими годами практики и полным пренебрежением теми постановлениями московской мэрии, которые запрещают пить алкоголь на улице и кормят столько милиционеров.

– Привет, – поздоровался с ними наш командировочный. – Я Станислав. Но лучше – Стэн.
– Действительно, – закивала одна из девиц, – "Стэн" это гораздо элегантнее, куда деваться.

Стэна порадовала их приветливость.

Познакомившись, развиртуализировавшиеся москвички (2 шт.) и один гость столицы направились вниз по бульвару, в поисках, куда бы приземлиться. Как всегда в это время года, центр был засижен людьми, а там, где их не было, все равно оставались следы их маленьких грязных лапок. Не найдя скамейки, троица решила сесть прямо на траве.

Стэн не разочаровался в барышнях, увидев их живьем. Он даже устроился на газоне так, чтобы смотреть одним глазом на одну, а другим – на вторую. Это было немудро – незаметно у него начала кружиться голова, от расфокусировки: та рыжая женщина, которая оказалась слева, была повыше, и ее длинные ноги, обтянутые джинсами stretch с завлекательно-живописными дырами, постоянно попадались в его окоем. Хиппующая богемность ее наряда продуманно сочеталась с длинными сигаретами и туманными глазами оторвы. Справа оказалась вторая – она была гораздо меньше ростом и все, видимо, ушло в грудь – но недостатком это выглядело бы лишь в глазах Романа Виктюка или Сократа с Алквиадом. В отличие от подруги, богемной маргинальности в ее облике не наблюдалось, да она бы и не пошла к ее поджатым мускулистым губам. Разбирающиеся в стилях ретро и любители винтажного порно употребили бы термин "пин-ап", глядя на ее блузку, Стэна же просто раздражало, что он не мог глазеть одновременно налево – вдоль ног, и направо – вглубь декольте.

Что самое ужасное, эти две девки еще и разговаривали.
Дедушка в детстве как-то рассказывал Стэну, что умные женщины существуют, да и в кинофильмах производства компании Playboy, которые он смотрел по каналу НТВ, исполнительницы иногда отпускали пару удачных реплик. Но этот жизненный опыт не подготовил Стэна, с его незаконченным техническим образованием, к общению с подобными собеседницами. Воздух от их шуток и острот наполняли электрические искры. Ушки Стэна от столь приятного общества встали торчком, хвост застучал, и сладкий Стэн, душа всех компаний города N, стал проявлять все свое обаяние – и даже всего лишь два раза произнес, что Москва – ужасный город.

Молодые йоркшир-терьеры могут быть очень обаятельными, и когда через полтора часа начал идти дождик, да и вдобавок кончилось шампанское, все трое поднялись с травы и куда-то пошли. Около кассы универсама Стэн это даже заметил: на ленте транспортера лежала куча бухла. "Хм, – подумал он, – сейчас меня будут раскручивать на деньги, знаю я их". Но девицы, не замедлив плавный поток своей жизненной энергии ни на секунду, заплатили за все сами. Более искушенный определил бы это как наработанный большим городом девичий навык устраивать себе праздник всегда – вне зависимости от того, какой жлоб послан им небесами в собутыльники. А Стэн лишь умиротворенно улыбнулся и, если бы у него были усы, обязательно погладил бы их ласковым жестом председателя колхоза.

Спустя пару глотков и полтора десятка остроумных шуток они оказались в чей-то квартире. По правде, Стэн сначала не очень хотел туда ехать – в карманах у него было много денег, а девушки казались уж слишком самостоятельными. Выходя из лифта, Стэн вспоминал заметку, прочитанную им недавно – а Стэн, кстати, любил читать, особенно компромат.ру – заметку о том, как приезжих заманивают на квартиры, опаивают клофелином и грабят до нитки. Хотя было маловероятно, что его собеседницы промышляют столь тривиальным ремеслом, все же его не оставляла в покое мысль: "Интересно, зачем она захватила с собой подругу? Неужели, потому что вдвоем выносить тело легче?".

В общем, Стэн был немного напряжен, входя в квартиру, и даже переложил деньги из одного кармана джинс в другой. Но интерьеры его совершенно успокоили – клофелином людей положено травить в хрущевках с облезлыми закорузлыми обоями. Эти же апартаменты в доме начала XX века, с потолками, теряющимися в гиперпространстве, были полны массива дуба, антикварно-романтичного уюта и музыки джаз.

Он прокашлялся, и с целью разрядить обстановку, произнес, глядя на какую-то раскрашенную гравюрку под стеклом на стене: «А. Казаки. Не люблю их, они все такие тупые». В разговоре возникла чуть заметная пауза, потом одна из девушек улыбнулась ласково и проговорила: «Не сомневаюсь, тебе пришлось от них очень многого натерпеться». А вторая сказала: «Гм. Пойдем выпьем».

За первой бутылкой мартини последовала вторая. Стэн безумно развлекался, слушая искрометные истории, рассказываемые ему девицами: отточенность этих рассказов могла бы ему подсказать, что вслух они озвучиваются не в первый раз, и не в десятый, и что одно из главных достоинств Стэна как собеседника в том, что он представлял из себя неосвоенную целину. Он с удовольствием узнал историю про заплыв через Патриарший пруд, историю про глаза Пантократора и историю про фляжку с бехеровкой – к сожалению, этим байкам не место здесь, потому что каждая из них заслуживает своих пяти тысячи знаков.

Они полусидели за столом, расположившись на мягком огромном диване: девушки – возлежа с негой античных патрициев, Стэн – развалившись в позе довольного и разморенного пёсика. В голову ему начали приходить игривые мысли – ведь не может же такого быть, чтобы эти женщины пригласили его с собой просто чтобы выпить и поболтать. Так не бывает. Ведь приятная беседа не может быть самоцелью. Даже для москвичей. «Зачем она захватила с собой подругу? Может быть, потому что некоторым девушкам нравится делать это втроем, а?».

Потом Стэн вышел из комнаты, чтобы осуществить то, что задумано природой. Возвращаясь по коридору из туалета он вдруг улышал телефонный разговор. Одна из девушек приглушенно спрашивала в трубку:
– Сколько? Так, записываю, молодой здоровый мужчина, печень – столько-то долларов. Почки – столько-то. А сердце? Да, абсолютно здоровое. И если самолетом?

Сердце молодого здорового человека на черном рынке, как выяснилось по телефону, стоило 160 тысяч долларов. Сердце же Стэна, как почувствовалось внезапно, ухнуло в пятки. Со скоростью падающего американского шаттла. От ужаса перед глазами поплыли жёлтые пятна. Он понимал, что нетрезв, понимал, что его телефон и еще какие-то вещи остались в комнате на столе. Но у него еще был последний шанс скрыться из этой квартиры, квартиры, владелица которой зачем-то захватила с собой подругу – и теперь он с ужасом начинал осознавать, для чего именно.

На негнущихся ногах командировочный стал медленно двигаться к входной двери. Но тут из комнаты выскочила одна из девиц, подхватила его за руку и повела обратно за стол. Усевшись, ошеломленный Стэн стал лихорадочно раздумывать: «они еще не знают, что я все понял. Главное, себя не выдать». Он взял свой мобильник со стола, повертел его в руках и сделал вид, что слушает, о чем идет разговор. Сердце билось лихорадочно и обреченно. «Главное – ничего больше не пить. Или они подмешали чего-то медленнодействующее, и я уже обречен?».

И тут он, наконец, вслушался в разговор девушек:
– Это совершенно ужасно – мне послезавтра надо сдать текст на две полосы о пересадке органов и этом черном рынке. А материала нового нет практически никакого… Вот моя редакторша мне голову откусит!
– А ты… а ты… работаешь в прессе? – залопотал Стэн.
– Угу. О такой фигне иногда приходится писать, не представляешь!

Сердце Стэна вернулось из пяток. Руки Стэна нащупали на полке сбоку большую бутылку коньяка. Заметно полегчало, и жёлтые круги перед глазами хоть и не прошли, но приобрели гораздо более приятный характер, напоминающий скорее о горной болезни, чем о приступе ужаса.

Он прокашлялся, и с целью разрядить обстановку, произнес, глядя на девушек: «А. Но ведь журналисты все такие свиньи. Как ты можешь этим заниматься?». В разговоре возникла чуть заметная пауза, потом одна из девушек улыбнулась вежливо и проговорила: «Она занимается этим, потому что ее все никак не берут работать секретаршей в фитнес-центр. Это трагедия всей ее жизни». А вторая сказала: «Гм. Надо выпить». И глаза ее стали совсем дикими от сдержанного восторга. Наверно, она вообразила себе фитнес-центр.

Спустя десять минут картина возвращается на несколько кадров назад. Две оторвы, зарабатывающие на жизнь писанием текстов «о всякой фигне», разваливались среди бесчисленных диванных подушек с вальяжностью античных философов. Стэн просто сидел, откинувшись. Он лишь начинал расслабляться заново. Коньяк этому весьма помогал, равно как и головы обеих барышень, покоящиеся частично на его плечах. Беседа приобрела мягкий, душевный характер. Груди и ноги девушек… были. (Иногда прилагательные даже не нужны. А важно лишь географическое положение).

Командировочному стало очень хорошо. Чувство облегчения охватило его. Алкоголь действовал так дивно. Дослушав историю о заплыве через Патриарший пруд в разгар сезона дегустации портвейна, он долго и радостно смеялся. Было часа два ночи. Он глядел на рыжые волосы двух различных оттенков, смешивающиеся на фоне зеленого диванного пледа и его лазурно-голубой футболки. Непреодолимая волна осознания того, как много прекрасного существует в этом подлунном и бесконечном мире, нахлынула на него. Хотя возможно, это просто была эрекция. «Зачем она захватила с собой подругу? – снова вернулась к нему мысль. – Может быть, хе-хе, потому что некоторым девушкам нравится делать это втроем, а?».

Он посмотрел глубоким долгим взглядом на одну из барышень. Видимо, в его черных зрачках что-то было начертано весьма определенно, (кеглем 24-м), потому что барышня подняла глаза и произнесла членораздельно, чуть ли не по слогам, в ответ на его внутренний монолог:
– Нет, Стэн, секса не будет.
Он вздрогнул, и, икнув, произнес в глубочайшем недоумении:
– Но почему?!
Вторая барышня, услышав шум, оторвала голову от диванного валика, на котором она уже успела вздремнуть. Кинула взгляд, полный горечи, на свою подругу и произнесла патетически:
– Да просто я не привлекаю ее как женщина!.. Вот это – уже трагедия моей жизни. – И снова заснула. А вторая еще раз утвердительно покачала головой.

Стэн прокашлялся, и с целью разрядить обстановку, стал рассказывать девушкам о том, какой пыльный город Москва, как мало тут хороших людей, как невозможно в ней кататься на велосипедах и как все безбожно дорого, люди – снобы и хамы и как мало дружелюбных и нормальных москвичей. Пауз в разговоре даже не возникало – обе его собутыльницы закивали головами:
– Да, да. Как мы тебя понимаем. Кстати, который час?
На прощание Стэн целовал им ручки и щечки, и весьма улыбался, радуясь, что обрел наконец в Москве такую приятную, хоть и целомудренную, компанию.

Он позвонил им на следующий день прямо с утра. Но почему-то добился и от первой, и от второй лишь одной фразы: «Нет, я не могу с тобой встретиться, я так занята. По будним дням я работаю. А по выходным? По выходным сплю, сплю. Целый день, ага. Ну пока», фразы, которую стоит выбивать на мраморных скрижалях золотом наравне с «Извини, я не слышала как ты звонил», «Мне кажется, нам нужно некоторое время отдохнуть друг от друга» и «Я позвоню тебе сама».

И Стэн, все с тем же чувством глубокого недоумения, набрав им всего лишь раз тридцать шесть за следующие три дня, наконец уехал домой, увезя с собою неразгаданую загадку – зачем же она привела с собой подругу? чего же эти две женщины хотели от него? Какова была цель вечера?
Он был обижен.
Молодые йоркшир-терьеры так ранимы. А москвичкам-сукам надо оторвать голову.

* * *
Мой приятель закончил есть квашеную капусту и произнес:
– Вот. Вот так вот обидели москвички бедного мальчика.
– Я не поняла, при чем тут «суки-москвички»? В чем проблема-то? – произнесла я.
– Ну как же. Они почти влюбили его в себя, а потом послали. И все – непонятно зачем.
– Хм, – глубокомысленно ответила я. Затем повернулась и окликнула рыжеволосую девушку за барной стойкой: – Богиня, ты помнишь того смешного мальчика из города N с длинной чёлкой?
– Ага, – ответила она, изящно перегнувшись через деревянную тёрку, служащую спинкой одному из стульев в “Гоголе”.
– Ты не объяснишь товарищу, почему ни ты, ни я не занялись с ним бурным сексом?
Она ни секунды не задумываясь ответила, чуть поморщившись:
– Ну как же. Он ругал Москву. А на банальности у меня не встает.

Мой приятель с сомнением окинул взглядом ее необыкновенно женственную фигуру, видимо, пытаясь представить эту метафору наглядно.
Я же спохватилась и стала их знакомить:
– Это мой друг. Он такой интересный человек! Он необыкновенно интересный человек – представляешь, он ни разу не слышал истории ни про заплыв через Патриарший пруд, ни про глаза Пантократора, ни про фляжку с бехеровкой!
– О да! Какой любопытный человек! Как же мне приятно с вами познакомиться! – ответила она и пересела к нашему столику.