На Крымском валу
Сегодня открылась огромная выставка Нестерова.

Я его дореволюционный период не слишком люблю, слишком он по мне символистский и слащавый.
Даже "Видение отроку Варфоломею".
Но, как оказалось, это в репродукции. Когда я сегодня перед ней встала, то я застряла минут на пятнадцать. Картина так прекрасна, так светла, что даже Фродо и назгул с нимбом на ней кажутся совсем малозначительными деталями.
По сравнению с потрясающей красотой травинок, лесочка, речки, неба. Вот честно, у меня от живописи редко наворачиваются слезы.
Обязательно сходите.


(на илл.: вариант картины из частной коллекции, не гарантирую, что подлинник).

А вот моя анонсная статья - так, просто, байки из жизни Нестерова:

* * *
«Видение отроку Варфоломею» – пожалуй, самая известная картина художника. Когда Нестеров выставил ее на 18-й выставке передвижников, она вызвала изумление. Павел Третьяков, главный меценат и коллекционер того времени, сразу захотел ее купить. Но картина отличалась от всего, что пропагандировали передвижники – не обличала ни пороки общества, ни мрачную российскую жизнь, ни тиранию властей.

И поэтому «строгие охранители чистоты», художники, критики и писатели Стасов, Мясоедов, Григорович, Суворин, устроили над ней настоящий трибунал. Картина, мол, подрывает рационалистические устои, вредная и даже опасная своим мистицизмом и религиозностью. (К православной церкви «в приличном обществе» тогда было примерно такое же критическое отношение, как сейчас). Третьякову долго пели в уши, что полотно никчемное, и покупать его совсем не стоит. Но он не послушался. И правильно – теперь это одна из жемчужин его галереи.


Юность преподобного Сергия. Деталь


* * *

На самом деле, у Нестерова с передвижниками сначала было много общего. Его главный и самый любимый учитель – Василий Перов. Тот самый, который написал мрачнейшую картину «Тройка», где трое детей, учеников-мастеровых, запряжены в сани с бочкой воды. Плюс зимние «Проводы покойника» с  гробом. Вдобавок «Сельский крестный ход на Пасхе» с подвыпившим священником. Казалось бы, причем тут светлый и лирический Нестеров?


Михаил Нестеров. Призвание Михаила Федоровича на царство. 1885 год

Так вот, в первый период творчества он писал примерно то же самое – темные коричневые полотна. Но спустя год после свадьбы умерла родами его первая, обожаемая, жена Мария Мартыновская. Нестеров очень страдал, молился, искал духовного покоя – наконец, обрел просветление. И в итоге его картины стали полны гармонии, света и воздуха. А почти все женские образы, от Богородицы до Татьяны Лариной – оказались похожими на любимую покойную супругу.


Царевна. Одна из первых картин, написанных им после смены мировоззрения.

* * *

Когда вы смотрите на полотно «Видение отроку Варфоломею», вы видите совсем не то, что на самом деле рисовал художник. Картина рассказывает эпизод из жития будущего святого Сергия Радонежского, до пострижения носившего это редкое имя. Мальчику было лет семь, и он трудился пастушком. Как-то от него сбежали лошади. Отправившись их искать, он набрел на поляну, где под дубом стоял загадочный старец-схимник, который его благословил.  Нестеров долго размышлял над этой картиной, писал много этюдов, ездил на родину святого, чтобы сделать наброски природы.


Ранний "неудачный" вариант этюда мальчика

Но все «не вытанцовывалось»: художник никак не мог правильно изобразить юного пастушка, чтобы в лице читалась будущая великая миссия. Он почти отчаялся, пока на деревенской улице случайно не встретил чахоточную девочку. Это был болезненный, крестьянский ребенок с тонкими, прозрачными руками и огромными глазищами. Идеально! – подумал мастер. Так что с изображения Сергия Радонежского кисти Нестерова на нас, на самом деле, смотрит женское лицо.



* * *

Любимые темы Нестерова – нежная осенняя природа России, напоминающая пейзажи Левитана. Но, в отличие от Левитана, она населена людьми. Это прекрасные русские девушки с тонкими лицами, монахи-схимники и мудрые бородатые старцы. Картина «На Руси. Душа народа», которую Нестеров закончил в 1916 году, едва успев до революции, соединяет все любимые типажи.



Вдоль берега реки, за юным отроком, напоминающим Варфоломея, шествуют представители русского народа – красны девицы, священники, цари, юродивые. Медсестра ведет под руку ослепшего солдата – это жертва новомодного оружия Первой мировой войны, отравляющих газов. Нестеров писал раненого с натуры в госпитале. А еще вглядитесь – в толпе еще идут писатели Федор Достоевский, Лев Толстой и мыслитель Владимир Соловьев. Кстати, за плечом Достоевского стоит его персонаж – Алеша Карамазов. Для русской живописи это уникальный случай соединения в одной картине вымышленных и реальных личностей – до Глазунова так никто не будет делать.



* * *

Когда случилась революция, Нестерову было уже за пятьдесят. Уезжать в эмиграцию он не захотел. Но его любимые религиозные, символистские сюжеты в новой стране оказались совершенно не ко двору. И, как выяснилось, русскому искусству в этом повезло. Ведь, если честно, все эти нестеровские монахи и святые в большом количестве – немного однообразны.  А после 1917 года Нестеров почти полностью переключился на «безопасный» портретный жанр. Писал советских интеллигентов – художников, скульпторов, врачей, ученых.



И оказалось, что портреты у него выходят все неповторимые, любопытные, и отображающие характер моделей. Вот, например, портрет физиолога академика И.П. Павлова – того самого, у которого собаки и рефлексы. Вроде бы сидит такой пожилой седой дед в очках – мирная картина. А руки на столе – крепко сжаты в кулаки. И в этом жесте – весь характер великого ученого, целеустремленного и сварливого.

Или портрет доктора Сергея Юдина – гениального хирурга: не пропустите прием, с помощью которого Нестеров обращает внимание зрителя на тонкие изящные руки врача.



Для "Ваш Досуг"