К русской буржуазной революции ! (Фрагмент из работы "Русский передел: Национал-демократия как проект": часть первая, часть вторая)
Надо честно признать: последние пять столетий бытия русского народа — это история населения колонии.
Русские — в гораздо большей степени жертвы Империи, чем, скажем, финны
или поляки, имевшие в России региональную автономию и даже свою
протогосударственность. В отличие от них, русские попали в историческую
ловушку под названием «Россия»; ловушка заключается в том, что Россия
успешно выдает себя за страну русских, хотя на самом деле является
местом их заключения, типа зоны. Как только русская личность осознает
истинное положение дел — она испытает примерно то же самое, что и
главный герой «Матрицы», однажды проснувшийся в чудовищной реальности.
Расфасованные по ячейкам необъятной Мега-Системы, которая питается их
разумом и кровью, русские спят и видят сны о «русской идее» и «Третьем
Риме», о своей «всемирной отзывчивости» и «всемирно-исторической
миссии». Проснуться — значит понять, что путь в русское будущее лежит
через революцию: национально-освободительную и
буржуазно-демократическую, антиимперскую и антифеодальную. Вроде
Нидерландской революции гезов 1566-1606 гг., только в мирном варианте.
Отметим, что национал-демократия — это историческая реабилитация русской буржуазности, которая всегда третировалась апологетами Империи —
и белыми, и красными (проницательный Константин Леонтьев объединил в
себе тех и других, когда мечтал о «царе во главе социалистического
движения»). Благодаря Империи русские, по сути, застряли в феодализме.
Россия — страна перманентного средневековья. Изменить историческую
парадигму попытался Февраль 1917 года, однако в силу того, что
национал-демократия была представлена в нем лишь зачаточно и
фрагментарно, дело кончилось зверской феодальной реакцией в лице
большевиков (и, таким образом, сбылись мечты К. Леонтьева о социализме
как новом феодализме). Путинизм — это очередная феодальная реакция.
Никакого капитализма в России нет, а есть господство
чиновно-олигархической знати во главе с кремлевским царем. Чекист во
главе православной империи — это, пожалуй, даже покруче, чем
леонтьевский царь во главе социализма.
Ответом на это является русская буржуазность
— не столько социально-экономическая, сколько — и даже, прежде всего, —
психологическая: стремление личности к максимальной независимости от
государства, отвращение к религиозным и идеологическим спекуляциям,
достоинство и самодостаточность. Это объединяет фермера и художника,
студента и квалифицированного рабочего, предпринимателя и врача — всех,
кто хочет трудиться, творить, знать, богатеть: русский средний класс в
широком понимании, будущих русских гезов, которые выведут свой народ из
церковно-имперского небытия к торжеству свободы и разума. <…>
…Когда-нибудь,
ясным осенним утром, русский человек выйдет на широкую террасу своего
большого загородного дома, чтобы послушать, как шуршит листва на
каменных дорожках сада. И, заглянув в себя, обнаружит, что он так же,
как эстонцы, не любит Бронзовых солдат — и вообще, больше похож на
шведа или норвежца, чем на воспаленных персонажей Федора Михайловича,
который из актуального диагноза, наконец, превратится в культурный
реликт вроде Гомера или Эсхила.
Я мечтаю о том, что появится,
наконец, такое понятие: русский бюргер, подразумевающее свободу от
психопатической тяги к «предельному и запредельному», от «безбытности»
и «богоносности», означающей, как правило, непролазные сортиры и
неадекватность «по жизни». Бюргерство есть не измельчание русской личности, но ее трезвение, закалка, оформление. Российское
государство всегда боролось с бюргером как с культурным и социальным
типом, с бюргерством как состоянием души; оно начало свой исторический
путь с уничтожения республики-бюргера — Великого Новгорода. Империи
всегда был нужен босяк, а точнее психологическое босячество.
Соответственно, для национал-демократии культурная, социальная и,
прежде всего, психологическая буржуазность является основополагающей. Вообще,
в России — в стране глубоко антибуржуазной — проповедь бюргерства как
мировоззрения есть подлинная фронда, абсолютный нонконформизм. По существу, это проповедь революции.
(Осень 2007)