Алексей Широпаев
[Most Recent Entries]
[Calendar View]
[Friends View]
Thursday, February 23rd, 2012
Time |
Event |
12:42p |
День красной армии 
ШТРАФБАТ
Нас лишили погон, нас лишили «Ура». Наше небо без звезд, и ушанки без звезд. Полегли – и спаслись, и кружимся у Ра, Пробежав, как по облаку, взорванный мост. За спиною хлопочет чекистский заслон. Им по нам непривычно работать вдогон. Не достанут! За кадром солдаты-зэка. Мы на крыльях атаки сбежали в закат. Мы на Запад предельный ушли косяком, Как по углям – по этой заре босиком. Аваллон виден в контуре розовых туч. А заслон все палит в ускользающий луч. Мы за желтой грядой запредельных засек. И отсюда, свободные, смотрим туда, Где играет кнутами дымящихся рек Заградительных рот Золотая Орда. Где Мамаем стоит на горе генерал, Где русацкая кровь – не дороже воды, Где в глазах деревень, на сетчатке слюды Отражается Запад, как жидкий металл; Где впечатались наши следы. (2004)
------------------------------------------ Стихи Алексея Широпаева. Ссылка обязательна. Плакат отсюда.
| 9:04p |
Выборы (из моих воспоминаний об армии) Это было в далеком брежневском 80-м году. Тогда я, солдат-полугодок,
впервые увидел, что такое советские выборы в советской армии. И меня
после этого уже не надо было обрабатывать «Голосами Америки» и слепой
машинописью самиздата. Я увидел совок во всей его скотской сути.
Дело
было так. Обычного армейского подъема в то утро не объявляли – как нам
пояснил наш ротный замполит, по случаю «дня демократии». Но разве
позволят поспать, когда надо давать «процент явки»! И вот в рассветном
полумраке спящей казармы громко зазвучал баян – по-моему что-то из
тогдашнего репертуара Аллы Пугачевой, вроде «Миллиона алых роз». Продрав
глаза, я увидел, что в центральном проходе казармы сидит на табурете
мешковатый «салага» с баяном и, склонив свою башку горемычную,
наяривает. Уже поднимались серые головы над серыми подушками и вокруг
«салаги» сгущались тучи неприязни. «Заебал!», - глухо прокатилось по
казенному пространству и в «салагу» полетел первый сапог, потом второй,
третий. Они стукались о «салагу» и падали на линолеум. Но «воин», стойко
выполняя приказ замполита, продолжал играть. Наконец появился
спаситель-замполит, по случаю выборов ночевавший в казарме: «Так, быстро
встаем, встаем!» Тяжело встали, заправили койки, пошли на завтрак,
который по случаю «демократии» был усилен несколькими печенюшками и
одним крутым яйцом. А потом нас повели в полковой клуб, к которому в
зимней утренней мгле уже во всю стекались безликие темные роты.
Избирательный участок находился на пятом этаже, и вся лестница была до
отказа забита медленно двигавшейся наверх солдатской массой. В тот
момент я вспомнил виденный мною у бабки в деревне ленточный транспортер,
при помощи которого отгружалось коровье дерьмо из коровника. Особи,
начисто лишенные всех человеческих качеств, сбившись в неразличимое
серое скопище, понуро и как-то судорожно продвигались по ступеням,
толкаемые некой внешней, неодолимой, темной волей. И я был одним из них.
Трупные натянутые лица, тяжелый запах стада, механические слепые движения – бумажку в ящик, бумажку в ящик…
К девяти утра «проголосовал» весь полк.
В
тот день я понял, что это «великое» государство обречено. Это убеждение
вошло в меня как аксиома. И когда позже, в кухонных разговорах, я
убежденно предсказывал распад советской империи, а мне в ответ
посмеивались – я помнил ту скотскую лестницу... |
|