Алексей Широпаев

Грачев

Когда я слышу это имя, то вижу синее-синее небо, в котором рябят голубиные стаи. И в эту синь вползает ужасающий черный дым. Я вижу Белый дом, на чьем фасаде восходящие потоки этого дыма оставили широкую черную ленту копоти. Я слышу циклопические удары танковых снарядов, бьющие в Белый дом. Я чую запах солдат, случайной смерти и страха. А еще запах осени, напоминавший тогда нездоровый запах городского кладбища.

Я вспоминаю Новый год с 94-го на 95-й, когда в мнимый домашний уют вдруг ввалилась реальность, слепленная из месива обугленной стали, грязи, тряпья, рваного мяса и крови. Грачев соединил в моем сознании хвойный запах с трупным духом далеких грозненских улиц, превратив Новый год в похороны. Таким образом, генерал Грачев уже второй раз шоком приобщил меня к экзистенциальному чувству жизни.

Я слышу это имя – и вспоминаю 90-е: пошлые и свободные, карнавальные и сумеречные одновременно; годы, пронизанные шальными ветрами возможностей, гнавших по стране расплодившийся мусор. Грачев тоже решил урвать свое, и в итоге заработал кликуху Паша-мерседес…

Повязанный кровью с империей и ею же, империей, выброшенный на свалку – это вполне русская судьба.

Он мог меня и моих друзей убить в 93-м, и когда-то я его ненавидел. Но сейчас ненависти нет. Есть странная печаль о человеке, который странным образом был частью моей жизни. Причем, возможно, на ее лучшем отрезке.

Покойся с миром, Грачев. Пусть тебе не снится ни расстрелянный Белый дом, ни сгоревшая в Грозном бригада.