Алексей Широпаев

Иосиф Бродский. Путешествие в Стамбул (отрывки)
0008ywhx

Благоприятность почвы для Ислама, которую я имел в виду, объяснялась в
Византии скорее всего ее этническим составом, т.е. смешением рас и
национальностей, ни врозь, ни тем более совместно не обладавших памятью о
какой-либо внятной традиции индивидуализма. Не хочется обобщать, но Восток
есть прежде всего традиция подчинения, иерархии, выгоды, торговли,
приспособления -- т.е. традиция, в значительной степени чуждая принципам
нравственного абсолюта, чью роль -- я имею в виду интенсивность ощущения --
выполняет здесь идея рода, семьи. Я предвижу возражения и даже согласен
принять их и в деталях и в целом. Но в какую бы крайность мы при этом ни
впали с идеализацией Востока, мы не в состоянии будем приписать ему хоть
какого-то подобия демократической традиции.
И речь при этом идет о Византии до турецкого владычества: о Византии
Константина, Юстиниана, Теодоры -- о Византии христианской. Но вот,
например, Михаил Пселл, византийский историк, рассказывая в своей
"Хронографии" о царствовании Василия II, упоминает, что его
премьер-министром был его сводный брат, тоже Василий, которого в детстве, во
избежание возможных притязаний на трон, просто кастрировали. "Естественная
предосторожность, -- отзывается об этом историк, -- ибо, будучи евнухом, он
не стал бы пытаться отобрать трон у законного наследника. Он вполне
примирился со своей судьбой, -- добавляет Пселл, -- и был искренне привязан
к царствующему дому. В конце концов, это ведь была его семья". Речь, заметим
себе, идет о царствовании Василия II, т.е. о 986 -- 1025 гг. н. э. Пселл
сообщает об этом походя, как о рутинном деле -- каковым оно и было -- при
Византийском дворе. Н.э.? Что же тогда до н. э.?

...

Разница между духовной и светской властью в Византии христианской  была
чрезвычайно  незначительной.  Номинально  государю   следовало  считаться  с
суждениями Патриарха -- что нередко имело место. С  другой стороны, государь
зачастую не  только  назначал Патриарха, но, в  ряде случаев, оказывался или
имел основания  считать  себя  большим христианином, чем Патриарх. Мы уже не
говорим  о  концепции  помазанника  Божьего,  которая  одна  могла  избавить
государя от необходимости  считаться  с чьим бы то ни было мнением. Что тоже
имело  место  и  что  --  в сочетании  с механическими чудесами,  до которых
Теофилий  I  был  большой  любитель,  --  и  оказало, между прочим, решающее
влияние на выбор, сделанный Русью в IX веке.  (Между прочим же,  чудеса эти:
рыкающие  искусственные львы,  механические соловьи,  поднимающийся в воздух
трон и т. п.  -- византийский государь заимствовал, слегка их модифицировав,
на Востоке, у своих персидских соседей.)
     Нечто чрезвычайно  схожее происходило  и  с  Высокой Портой, то  бишь с
Оттоманской империей, то бишь с Византией мусульманской. Мы опять-таки имеем
дело  с автократией, несколько более деспотического, сильно военизированного
характера. Абсолютный  глава государства -- падишах, он же султан. При  нем,
однако,   существует   Великий   муфтий   --   должность,   совмещающая   --
отождествляющая -- власть духовную  с административной. Управляется  же  все
государство посредством чрезвычайно сложной иерархической системы, в которой
преобладает религиозный  (для удобства скажем  -- идеологически выдержанный)
элемент.
     В  чисто  структурном   отношении  расстояние  между  Вторым  Римом   и
Оттоманской империей измеряемо только в единицах времени. Что это тогда? Дух
места? Его злой  гений?  Дух  порчи? И  откуда, между прочим,  "порча" эта в
нашем лексиконе? Не от "Порты" ли? Неважно. Достаточно, что  и Христианство,
и бардак с дураком пришли к нам именно из этого места. Где люди обращались в
Христианство в V веке с такой же легкостью, с какой они переходили в Ислам в
XIV (и это  при том,  что после захвата Константинополя турки христиан никак
не преследовали).  Причины  и  того и  другого  обращений  были те же самые:
практические.  Впрочем,  это уже никак  не связано  с местом; это связано  с
видом.( Read more... )