Новое письмо Надежды Толоконниковой Вчера, в пятницу, 11 октября, ко мне впервые за две недели пустили
адвоката. До этого я, начиная с ИК-14 и продолжив в ЛПУ-21, находилась в
полной информационной изоляции. Медицинского запрета на контакты с
людьми, на который ссылается ФСИН, у меня не было, потому что все это
время я контактировала с сотрудниками этих учреждений. Из разговоров с
высокопоставленными служителями тюремного управления мне было очевидно,
что причины блокады совсем иные, никак не медицинского характера, но
политического.
Я хочу объявить всем, кто имеет отношение к
помещению меня в блокаду: если вы думаете, что без связи со своими
товарищами я стану податливее и откажусь от выстраданных за время
заключения взглядов на состояние мордовских лагерей, то вы грубо
ошибаетесь. Когда вы давите на меня и нарушаете мои права, в том числе и
законное право на встречу с защитой, то моя бескомпромиссность по
отношению к ситуации в Мордовлаге лишь возрастает.
Спасибо тем,
кто поддержал мой протест против беззакония в мордовских лагерях —
циничного беззакония, прикрывшегося лозунгами экономической
эффективности. Человек не может быть средством – он должен выступать в
качестве цели. А запугивание и унижение не может быть методом воспитания
и исправления человека.
С советских времен мордовские лагеря
выступали для властей последним средством, которым они надеялись сломить
волю политзаключенных, не раскаявшихся во время своих беззаконных
судилищ. Я рада, что хоть как-то могу изменить ситуацию в Мордовлаге
сегодня, чтобы отобрать это пыточное орудие из рук государства. В память
о Марченко и Галанскове - диссидентах, погибших в советских лагерях. Я
горжусь ими.
Я благодарна адвокатам и моим оставшимся на свободе
друзьям за то, что они продолжают распространять информацию о моем
протесте. Не думаю, что кому-нибудь пришло бы в голову обвинять, скажем,
Ларису Богораз в том, что она рассказывает людям о действиях Юлия
Даниэля в Мордовлаге. Это и есть проявление элементарной гражданской и
товарищеской этики.
Я благодарна правозащитным комиссиям, которые
посетили ИК-14 после объявления голодовки. Я рада, что элементарная
честность не дала даже тем, кто приехал туда с целью загладить
преступления ФСИН, опровергнуть очевидное: грубые нарушения трудового
законодательства и уголовно-исполнительного закона в ИК-14, на которые
при всем желании невозможно закрыть глаза. Кто-то из них выслушивал меня
внимательно, а кто-то, даже не представившись (позже я поняла, что это
был гражданин Евгений Мысловский, бывший следователь по особо важным
делам Генпрокуратуры РСФСР), старался как можно скорее ретироваться, не
желая принимать во внимание мои доводы и жалобы, больше полагаясь на
показания лагерного начальства.
Меня оскорбил вывод некоторых
членов президентского Совета по Правам Человека о том, что моя голодовка
инициирована извне. Каким неуважением и пренебрежением ко мне надо
обладать, чтобы сделать подобное заявление! Это мой срок, моя борьба,
мои права, мое здоровье и моя жизнь. На стадии следствия, полтора года
назад, я могла отказаться от своей политической позиции и покаяться, как
диссиденты Якир и Красин в 1973-ем, и выйти на свободу. Но ничто не
заставит меня сделать это. Я выбрала путь последовательности и
честности. И как теперь можно думать, что я позволю себе действовать по
чужому сценарию, быть безвольной игрушкой в чьих-то руках?
Надеюсь
на то, что правозащитные инспекции в Мордовлаге не ограничатся
краткосрочным визитом в ИК-14. Я знаю, что нарушения прав человека
происходят и в других колониях нашего лагерного управления. Я видела
полные обреченности и тихого ужаса глаза женщин, выезжающих из ИК-2,
женской колонии в поселке Явас, которая совсем рядом с моим бывшим
лагерем. На «двойке», в отличие от ИК-14 (где администрация предпочитает
наказывать неугодных руками осужденных), сотрудники колонии сами
избивают осужденных, которые пытаются протестовать и сопротивляться
режиму, и гнобят их в ШИЗО, где действуют только два аргумента: холод и
те же побои.
Я обращаюсь к тем, кто заинтересован в соблюдении
прав человека в России. Зоны — это тоже часть России. Более того, бытует
убеждение, что тюрьмы — это лицо страны. Я хочу, чтобы в мордовской
лагерной системе, с которой меня связала судьба, произошли серьезные
изменения в лучшую сторону. Большинство осужденных не верит, что что-то
можно поменять, и только поэтому они молчат. Многие не верят
правозащитникам, комиссиям, тем более — прокурорским и УФСИНовским
проверкам. Почему? Потому что проверка приезжает и уезжает, а мы,
осужденные, остаемся у своего разбитого корыта. Нам нужна помощь
правозащитников, готовых на долгую и серьезную работу.
Пока
правдивые показания о положении дел в лагерях могут дать только
осужденные-камикадзе, готовые к репрессиям. Неудивительно, что таких
единицы. Я считаю, что реальная правозащитная деятельность может
начаться лишь тогда, когда честные показания перестанут считаться
героизмом. Нам, осужденным, нужна гарантия того, что на следующий день
после отъезда комиссии «жалобщика» не начнут морально и физически
убивать. Создание безопасных условий, безусловно, есть долг
правозащитника, действительно уважающего себя и свою работу.
Постоянный
контроль и гарантии безопасности — вот, что нужно создать в Мордовии в
первую очередь. Только когда мы с вами добьемся этого, мы сможем
приступить к расследованию того, что реально происходит в колониях. Я
верю в то, что добиться улучшения условий жизни и труда осужденных
здесь, в Мордовии, и по всей России - возможно. И я готова для этого
сделать все, что в моих силах. Но моей веры и желания недостаточно. Мне
очень нужна ваша помощь.
Заранее спасибо.
Лагерная больница ЛПУ-21
поселок Барашево, Мордовия
Надя Толоконникова
11 октября 2013 года
http://lenta.ru/news/2013/10/12/letter/