Вас просто втягивают в жаркую дискуссию, посвященную несущественным подробностям произошедшего. Если нечего сказать по существу, почему бы не утопить все в обсуждении несущественных деталей? А там и основная тема забудется.

Стоит отметить, что вы дружно на это дело ведетесь.

Хотел бы отметить, что я не подразумеваю какой хитрый заговор со стороны ваших оппонентов, они просто делают то, что привыкли делать в ситуации явного проигрыша - находят способы для забалтывания и смещения акцентов.

Но тоже умею играть в такие игрушки...

http://www.livejournal.com/users/aprelsky/201940.html?thread=1862356#t1862356

Вашему оппоненту удалось навязать вам участие в обсуждении несущественных деталей. Вы там хоть и кратко (в отличие от своих товарищей), но все равно пытаетесь разумно разобрать предложенную вам для обсуждения несущественную деталь.

Уметь играть в подобные игрушки - это значит в них не играть. В лучшем случае - ограничиваться добродушными краткими репликами, типа(в качестве примера):

"Нуда, причем тут оборона? Оборона - реальные пацаны, а Яшин так, с боку припеку, незмамо кто и звать никак. Кстати, не подскажете, какая у вас там публичная фигура круче яшина? "

Ну, или что-то вроде этого.

Посмотрите ответ на ваше, приведенное в ссылке, сообщение:)

Если вы продолжите диалог - ничего не изменится. Просто увеличится количество слов и, соответственно, стороннему читателю будет еще труднее разобраться в сути происходящего.

...обсуждение-то заведомо незначимое. Оно имеет смысл только в плане проговорок оппонента и вынесения их сюда. :)

Это да. Это интересно:)

Но зато у любого стороннего читателя, заглянувшего и попытавшегося разобраться в сути происходящего затрещит башка и он пошлет всех фигурантов дела нахуй и будет прав.

Все удивительно понятно получилось, стоит ли девальвировать это дело досужей болтовней и удовольствием от мелких проговорок оппонентов?:)

Как можете заметить, я уже все. :)

Напоминает классическое:

Комендант вскочил и, держа перед собой раскрытую папку, начал было
высоким голосом: "Машкин Эдельвейс Захарович...", но его тут же перебил
бдительный Фарфуркис.
- Протестую! - крикнул он, обращаясь к Лавру Федотовичу. - Где
порядковый номер дела? Почему не поименованы пункты?
Лавр Федотович повернул голову и некоторое время рассматривал
коменданта.
- Правильное обобщение, верное, - произнес он наконец. - Поименуйте,
товарищ Зубо.
Комендант с бумажным шорохом облизнул сухим языком сухие губы и начал
снова, но теперь уже голосом низким и как бы севшим:
- Дело номер сорок второе. Фамилия: Машкин. Имя: Эдельвейс. Отчество:
Захарович...
- С каких это пор он Машкиным заделался? - брюзгливо спросил
Хлебовводов.
- Бабкин, а не Машкин! Бабкин Эдельвейс Петрович. Я с ним
работал в одна тысяча девятьсот сорок седьмом году в Комитете по молочному
делу. Эдик Бабкин, плотный такой мужик, сливки очень любил... И, кстати,
никакой он не Эдельвейс, а Эдуард. Эдуард Петрович Бабкин...
Лавр Федотович медленно обратил к нему каменное лицо.
- Бабкин? - произнес он. - Не помню... Продолжайте, товарищ Зубо.
- Отчество: Захарович, - дергая щекой, повторил комендант. - Год и
место рождения: тысяча девятьсот первый, город Смоленск. Национальность...
- Э-дуль-вейс или Э-доль-вейс? - спросил Фарфуркис.
- Э-дель-вейс, - сказал комендант. - Национальность: белорус.
Образование: неполное среднее общее, неполное среднее техническое. Знание
иностранных языков: русский - свободно, украинский и белорусский - со
словарем. Место работы...
Хлебовводов вдруг звонко шлепнул себя по лбу.
- Да нет же! - закричал он. - Он же помер!
- Кто помер? - деревянным голосом спросил Лавр Федотович.
- Да Бабкин этот! Я же как сейчас помню - в одна тысяча девятьсот
пятьдесят шестом году помер он от инфаркта. Был он тогда финдиректором
Всероссийского общества испытателей природы, пришел, значит, в свой
кабинет, сел и помер. Так что тут какая-то путаница.
Лавр Федотович взял бинокль и некоторое время изучал коменданта,
потерявшего дар речи.
- Факт смерти у вас отражен? - осведомился он.
- Христом богом... - пролепетал комендант. - Какой смерти?.. Да
почему же смерти?.. Да живой он, в приемной дожидается...
- Одну минуточку, - вмешался Фарфуркис. - Вы разрешите, Лавр
Федотович? Товарищ Зубо, кто дожидается в приемной? Только точно. Фамилия,
имя, отчество.
- Бабкин! - с отчаянием сказал комендант. - То есть что я говорю? Не
Бабкин - Машкин! Машкин дожидается, Эдельвейс Захарович.
- Понимаю, - сказал Фарфуркис. - А где Бабкин?
- Бабкин помер, - сказал Хлебовводов авторитетно. - Это я вам точно
могу сказать. В одна тысяча девятьсот пятьдесят шестом. Правда, у него сын
был.
Пашка, по-моему. Павел, значит, Эдуардович. Я его недавно встречал.
Заведует он сейчас магазином текстильного лоскута в Голицыне, что под
Москвой. Толковый работяга, но кажется, не Павел, все-таки, не Пашка,
нет...
Я налил стакан воды и передал коменданту. В наступившей тишине было
слышно, как комендант гулко глотает. Лавр Федотович размял и продул
папиросу.
- Никто не забыт и ничто не забыто, - произнес он. - Это хорошо.
Товарищ Фарфуркис, я попрошу вас занести в протокол, в констатирующую
часть, что Тройка считает полезным принять меры к отысканию сына Бабкина
Эдуарда Петровича на предмет выяснения его имени. Народу не нужны
безымянные герои. У нас их нет.