Сходили с alyonka@lj на "Последнего самурая".
Фильм оставил у меня странное впечатление. Поскольку я хорошо знаю период Бокуматсу и раннего Мэйдзи, то я, разумеется, сразу узнал главного (с моей точки зрения) героя. Это был, разумеется, Сайго Такамори. Последний самурай, о котором с такой любовью пишет Еськов.



Сайго Такамори был традиционалист из традиционалистов, по нашим меркам - где-то вроде
Солженицына. К роялистам-реформаторам он примкнул - бывают же такие ухмылки
судьбы! - после "Кагосимской бомбардировки" 1863-го года. Тогда произошел
инцидент, в ходе которого был убит некий британский подданный; англичане в
ответ послали эскадру, которая превратила в руины порт Кагосима - родину
Сайго (среди прочего был дотла разрушен и индустриальный центр Сюсэйкан,
слава и гордость сацумских модернизаторов).
Когда твой родной город методично и безнаказанно разрушают пушки
чужеземцев, все люди испытывают примерно одинаковые чувства - а вот
практические выводы делают разные. Традиционалист Сайго, к примеру, решил
для себя так: "Да, ребята - против лома нет приема. Окромя другого лома." Не
знаю, с какими чувствами он спустя три года улыбался британскому министру
сэру Паркесу, досконально вызубрив перед теми переговорами срочно
разысканные для него два тома "Истории Англии" Маколея (ему тогда удалось
внушить англичанам, что будущее Японии - в руках императорского двора, а
бакуфу неспособно выполнять договоры с иностранными державами; та
дипломатическая победа заметно укрепила положение роялистов). Но зато я
берусь назвать точную дату, когда Сайго, обладай он способностью прозревать
будущее, сказал бы: "Ну вот, сегодня цели Реставрации Мэйдзи достигнуты!" -
15 февраля 1942-го, день, когда японская армия захватила остров-крепость
Сингапур, который британцы высокомерно мнили неприступным. ...В том-то и
дело, что лидеры Реставрации Мэйдзи были ортодоксальными западниками, но
западничество их было не идеологическим, а сугубо прагматическим. Так что
японцы вполне могли бы, по известной солдатской традиции, написать на
корпусах бомб, сброшенных на Перл-Харбор: "Коммодору Перри: спасибо за все,
что вы для нас сделали!"
...А потом победившие реформаторы обнаружили, что передовые западные
технологии (ради которых они и заварили всю эту кашу) не могут быть вот так
просто пересажены на японскую почву: к оружейным заводам и судоверфям
прилагается масса всякой вроде-бы-мелочевки (ну, вроде того, что авторитет
Книги выше авторитета Учителя), без чего они не заработают - а вот эта-то
вроде-бы-мелочевка и вправду несовместима с японским духом. Но пути назад
уже не было, и реформы быстро приняли такой оборот, который нашим
героям-роялистам - голову наотруб! - в 1866-ом и в опиумном бреду бы не
примерещился. Венцом тех реформ стало уничтожение самогО самурайского
сословия, а финальной их точкой - императорский эдикт 1876 года, запрещавший
экс-самураям ношение мечей. Вот на этом фоне и разыгрывается уже знакомый
нам классический японский конфликт между Сайго Такамори и Окубо Тосимити.
Итак: школьные друзья, которые еще на заре туманной юности... так, кто
там сказал: "Герцен и Огарев"?! Как бы то ни было, жизненные пути их и
вправду сплелись неразрывно. Когда молодой чиновник Сайго был отправлен в
ссылку, Окубо, ходатайствуя за друга перед правителем Сацума, пригрозил, что
сделает харакири; Сайго вернули, карьера Окубо рухнула. В войну оба -
ключевые фигуры партии Императора: Сайго сражается (именно под его
командованием четырехтысячное ополчение роялистов разбило в решающем
сражении двадцатитысячную правительственную армию - что и привело к
официальной капитуляции ставки бакуфу в замке Эдо), Окубо ведает
обеспечением (кстати, это именно он исхитрился добыть для Сайго ту "Историю
Англии"). После победы находящийся в зените славы и популярности Сайго
отвергает все почести, включая пожалованный ему Императором придворный ранг,
и возвращается домой, в Кагосима, где наслаждается тихим полумонашеским
существованием... Но не тут-то было: два года спустя в его дом нагрянула
правительственная депутация во главе с Окубо - "Надо, Федя!"; Сайго
позволяет себя уговорить и, скрепя сердце, отбывает в столицу, чтобы принять
пост канцлера и главнокомандующего вооруженными силами.
С этого момента между друзьями возникает трещина, стремительно
разрастающаяся в пропасть. То, что застает Сайго в столице, превосходит
худшие его ожидания: французская Директория, постперестроечная Россия -
периоды "Большого Хапка" неприглядны повсюду, и Япония - никакое тут не
исключение. Купающиеся в роскоши нувориши, коррумпированные чиновники,
правительственная администрация, сросшаяся с "Мицуи" и прочими дзайбацу до
состояния сиамских близнецов... Безжалостный прагматик Окубо, своеобразный
гибрид Столыпина и Чубайса, железной рукой проводит свою политику
"укрепление армии через обогащение страны": отныне Япония нуждается в
олигархах, самураи же списаны как бесполезный балласт. С 1872 года армия
начинает формироваться на основе всеобщей воинской повинности, и
существование отдельного военного сословия становится нелепым анахронизмом.
В бессильном гневе наблюдает Сайго, как десятки и сотни тысяч людей ("цвет
нации!") лишаются не только источника существования, но и - что для японца
несравненно важнее - его смысла; дальнейшая судьба выброшенных на обочину
жизни самураев никого в правительстве, похоже, не волнует.
Неспособный помешать подобному развитию событий, Сайго уходит в
отставку и вторично возвращается домой, в Кагосима. По стране между тем
прокатывается целый ряд самурайских и крестьянских восстаний (спохватились
по благословенным старым временам!). Сайго - ортодоксальный конфуцианец, для
которого идеалы лояльности святы - подобных действий не одобряет, но когда в
1877 году восстает его родной клан Сацумо, он оказывается против воли втянут
в это безнадежное предприятие. Дальше - шаг по шагу - обстоятельства
принуждают отставного генерала возглавить войско мятежников. Ну и наконец -
последняя битва; сцена выдержана в классической эстетике: самураи против
солдат новой, регулярной армии, фамильные мечи против магазинных винтовок...
После того, как Сайго совершил харакири, среди традиционалистов не осталось
сколь-нибудь авторитетных фигур, способных стать "центром кристаллизации"
нового мятежа, и Япония дальше не знала правых путчей аж до 1930 года.
Друзья-враги обрели в итоге каждый свое, в строгом соответствии с
каноном: Сайго - хоганбиики, Окубо - возможность беспрепятственно вершить
политику "укрепление армии через обогащение страны".


Естественно, никакими американцами в этой разборке и не пахло. Таким образом, в фильме присутствовали две сюжетные линии: американца, добротно слизанная с "Сегуна", который в свою очередь, базируется на реальной, но более ранней истории (и в котором тоже заменены почему-то имена) и линия противостояния самурайского и новояпонского мировоззрений (в лице соответствующих персонажей).

Американская линия - довольно банальный, хотя и неплохо снятый пересказ "Танцев с волками" пополам, как я уже сказал, с "Сегуном". Доблестный американец как обычно победил всех и вся. Великого Мэйдзи поучил править, великого Сайго - воевать... Ну, как водится, нашел себе местную даму сердца. В общем - хорошее, но довольно обычное кино.

Японская линия получилась намного сильнее. Жизнь и смерть Сайго были величественны, и именно такими они и сняты. И да... он действительно добился хоганбиики. К сожалению, Окубо при этом был снят совершенно ужасно, в духе злодея второго плана из "Шанхайских Рыцарей". В общем, не верится, что мелкий жулик способен был победить такого человека, как Сайго. Вместо противостояния двух сильных личностей получилась неубедительная сцена. Жаль.