Пианино
А узнавать приходилось много нового, и довольно быстрыми темпами.

В тот год новая учительница пения обнаружила у меня хороший слух и посоветовала маме отдать девочку в музыкальную школу, или, по крайней мере, – в музыкальный кружок. Школа была далеко, в центре города, а музыкальный кружок – под боком, в клубе папиного училища. Только как же учиться музыке, когда нет пианино? Выход нашелся: мне разрешили заниматься на «казенном» пианино в офицерском клубе. С какой радостью я ходила на «музыку»: обычно непоседа, теперь просиживала за инструментом больше часа, а после, выучив урок, двумя пальцами подбирала по слуху знакомые мелодии, и оторвать меня от этого занятия было почти невозможно. Даже книги отошли на второй план. Видя такое мое рвение, родители купили в Саратове пианино и с трудностями перевезли его через Волгу в Энгельс. Пианино поставили в большой комнате около окна. Оно было черное, лакированное, блестящее, но без названия, лишь на внутренней стороне крышки позолоченная надпись гласила, что изготовлен инструмент в г. Борисове на фабрике им. Молотова. О, как я любила его! Мне казалось, что у него необыкновенный звук, даже лучше, чем у старинного рояля в концертном зале музыкальной школы, куда меня приняли в середине учебного года в виде исключения, как я думала, из-за хорошего слуха. Оказалось, не столько из-за него, сколько из-за чистого голоска: я так спела на прослушивании «То березка, то рябина», что понравилась «самому директору».

Наверное, мама уже видела меня пианисткой или, в крайнем случае, певицей. Но, увы, ни того, ни другого из меня не вышло. Для пианистки были слишком не техничные руки (даже в старших классах больше октавы из-за маленькой растяжки взять не могла), а для певицы – несильный голос (тогда ведь микрофон был экзотикой). Года через два обязательная муштра – гаммы и этюды – мне порядком надоели, и книги снова заняли в моем сердце главное место. Вот тут и был изобретен способ, при помощи которого я усыпляла мамину бдительность и могла опять читать, сколько мне хотелось. А делалось это так. Когда начиналась подготовка к уроку по специальности, мама и бабуся выходили из комнаты, чтобы не мешать ребенку. А ребенок ставил поверх нот на пюпитр интересную книгу и читал ее запоем, бегая резвыми пальчиками по клавишам. Играть гаммы - особого умения не надо, всякие там арпеджио – тоже. При этом можно было спокойно читать. А вот с пьесками было посложнее. Но тут выручал слух. Я играла их каждый раз в другой тональности, в той, в которую «упадут руки», не по нотам, а по слуху, но без ошибок, иначе мама сразу бы догадалась о моих проделках. И лишь став старше, когда в моем «репертуаре» появились серьезные композиторы – Бах, Бетховен, Чайковский, Шопен, – я перестала заниматься надувательством: красота мелодии настолько увлекала меня, что книги на пюпитр больше не ставились – там были, как и полагалось, ноты. Правда, игра «по слуху» все еще имела место, так как вместо чтения я теперь фантазировала, выдумывая под музыку романтичные истории и волшебные сказки. А педагог говорила маме: « Еще мала, а как чувствует…» Так в мою жизнь вошла музыка и осталась там, думаю, навсегда. Время после школы теперь делилось на три отрезка: книги, музыка, гуляние. Но последнее - все больше в каникулы и по выходным. Зато какие это бывали каникулы и выходные!