"И жизнь, и слезы, и любовь..." (4)
"Тот же взгляд и тот же голос..."


Мария не могла допустить, чтобы ее карьера поломалась из-за такой ничтожной вещи, как вес. Чтобы ее, всемирно известную примадонну, какие-то газетчики сравнивали со слоном. Она должна была изменить себя. Но как? Диеты не помогали. Остался один верный способ. Но он такой противный, и даже опасный. Хм-м-м..опасный... Ну так что же? Чтобы Мария Каллас отступила? Спасовала? Никогда! И ни за что! Она справится с собой, чего бы ей это ни стоило.

Мария Каллас до...

А стоило это очень дорого. И даже не в денежном эквиваленте. Что деньги? Прах!
Это стоило ей здоровья. Но это будет потом.
А пока Мария решилась на отчаянный, рискованный шаг.
Чтобы стимулировать потерю веса, певица заразила себя глистами. По некоторым источникам, проглотила солитера. И, уже похудев, не решалась от него избавиться, боясь снова набрать вес. И только когда боли в желудке стали нестерпимыми, начала принимать лекарство, назначенное врачом. Но желудок был безнадежно испорчен, и она страдала от этого всю оставшуюся жизнь.
Вот такую цену она заплатила за сброшенные 50 кг.
Мы никогда бы не узнали об этом ее варварском издевательстве над собой, т.к., появившись через 18 месяцев перед публикой, она ни словом не обмолвилась (ни тогда, ни потом), как этого достигла. Лишь загадочно улыбалась в ответ на все вопросы. Мы никогда не узнали бы об этом, если бы не проговорился Менегини, оказавшийся впоследствии в роли брошенного мужа. Не по-мужски, конечно, поступил Джованни Батиста, слабым оказался человечишкой. Ну да не будем его судить.
Прошло 18 месяцев.
Всего 18 месяцев.
Целых 18 месяцев.
Мария Каллас после....

И вот однажды у артистического выхода из театра Ла Скала знаменитого баритона Тито Гоби окликнула незнакомая красавица:
- Чао, Тито!
Он обернулся. Нет, эту женщину он не знал. Но огромные, черные, как уголь, глаза, наполненные болью, показались ему очень знакомыми.
- Не узнаешь партнеров по сцене? - спросила незнакомка.
И только тогда Тито опознал по голосу Каллас.
Да и как было ее узнать?
Перед ним стояла стройная, красивая женщина, с талией, тоньше талии Джины Лоллобриджиды. И одета она была совсем не так, как раньше одевалась Мария Каллас….
Да, похудев, Мария научилась стильно одеваться.
А похудела она очень вовремя. Диор как раз создал New look, и на некоторых фото из модных журналов трудно было распознать, кто это - элитная манекенщица или знаменитая примадонна.


"Новая" Мария произвела фурор. Как внешностью, так и теми партиями, которые подготовила за это время с 2-мя режиссерами - Франко Дзеффирелли, который тогда еще не был великим, и Лукино Висконти, который уже был им.
Каллас - очень целеустремленная женщина. За что бы она ни бралась, все ей удавалось, все она делала по-своему. Где бы ни пела, влияние ее на зрительный зал было фантастическим.
"Она была дивным феноменом, чуть ли не отклонением от нормы", - считал Лукино Висконти.
К 1954 г. Мария одновременно достигла, как она сама говорила, "двух колоссальных вещей": похудела на 50 кг и покорила одну из главных оперных сцен мира - миланский "Ла Скала". Эпитеты "великая", "непревзойденная", "неподражаемая" стали сопутствовать ей не только в Италии, но и в лондонском Ковент-Гардене, и в нью-йорском Метрополитен-Опера, и в парижском Гранд-опера.
Но веселого в такой жизни было мало. Днем - репетиция в театре, вечером - непременный спектакль, а ровно в полночь, молчаливая и обессиленная, она ложилась в постель, потому что завтра надо было быть в форме, чтобы продолжать сумасшедший забег к вершине Олимпа.
Она всегда была своим самым строгим критиком, требуя совершенствования, стремясь к нему, что приводило к упрекам в заносчивости и к трениям со всеми директорами опер и большинством актеров, с которыми она работала, . А ведь добивалась она одного - создавать на сцене яркий правдивый образ. Для этого не жалела ни времени, ни сил.
Каллас была самым настоящим трудоголиком. Работала много и упорно, буквально на износ.
"Я работаю, поэтому я существую. - говорила Каллас. - Работа никогда не была для меня слишком тяжелой".
Стать лучшей! Вот что двигало ею. И еще та самая неуверенность, которая была родом из детства.
"Все или ничего…. Я не люблю среднего пути… Когда доволен тем, что делаешь, нет места совершенствованию".
И она стала лучшей. Стремительно взлетев на музыкальный Олимп, оставив далеко позади себя тех, кто годами штурмовал эту вершину и боролся за свой шанс, она не имела себе равных.
"У меня нет соперниц. Когда другие певицы будут петь так, как пою я, играть на сцене так, как играю я, и исполнять весь мой репертуар, тогда они станут моими соперницами".