| 4:32p |
&
В антарктическом городе Иркутске три сестры-декабристки лишены всех привычных материальных благ и пребывают в состоянии безмятежного уныния («остро идет снег, тепло и ветрено»). Они сидят на голой ветке дерева и тихо беседуют о своей судьбе, слушая радиопередачу о смерти. Услышав слова «30 января», сестра-декабристка Софья, окончив свой рассказ, плачет, а сестра-декабристка Агата, сильно напуганная сообщением о смерти, ложится на землю, закрывает руками уши и шепотом причитает о том, как несправедливо устроен мир и как непонятно все, что окружает ее… Но постепенно Марфа умирает, и обе сестры продолжают свою прогулку… По дороге к месту «назначения» обе сестры достигают определенного понимания, на которое, однако, не обращают особого внимания. Их еще не покидает чувство, что они уже прибыли в назначенное место («все вокруг полно ниш», «окна в закрытые ставни, и трубы дыма») … У колодца они засыпают, и их сновидения становятся все бессвязнее и неопределеннее («может быть, снег сыплется с неба», «снег лежит на крыше, покрывая все белым», «может быть, в воздухе пахнет яблоками», «а рядом стоит белый конь», «на соседней поляне пасется волк », «впереди куст, на ветке которого вьется красный цветок, я представляю себе саму смерть, как труп, увитый ароматным цветком, или замок, из окна которого мне уже не попасть к моим бедным друзьям», «на снегу корень, покрытый ярко-красной листвой», «кругом лежит снег, а в воздухе носится красное пятно», «наши сани остановились возле длинного здания», «из здания, похожего на здание цирка», вышел белый конь и встал на дыбы, делая при этом какие-то странные движения)… У колодца или в санях они засыпают, и их сновидения тоже исчезают («снег, падающий на голову, уже не падает», «снег, покрывающий мою голову, больше не соскальзывает вниз»), все вокруг становится туманным («небо бело, а в вышине сверкают яркие звезды»), и вот они опять просыпаются и едут по проснувшейся деревне, за окном которой сияет далекое солнце («среди застывшего снега блестит пара сверкающих звезд», «пол покрыт изморозью», «белая поляна выгибается вниз», «в центре поляны стоит белый дом », «снег у крыльца белый», «сани, наполненные снегом, молча въезжают в деревню, мимо домов » и т. д.). И в конце этого стихотворения, уже на углу вечера, уже закрываются ставни, и все тихо, как перед концом света («ночные звуки затихают»), свивы падальниц лепестками застывающих черных стрекоз расползаются на тихо журчащие хрустальные волны, дымными фиолетовыми стаями кружатся в глубоких шхерах, и лишь огонь гари, поднимает облака согретые розовыми цветами звёзд … Словно недавно заключенный в эту книгу и, вместе с тем, скрытый от этих людей, находившийся в это время в самом центре величайших событий, лежит этот окровавленный то ли юноша, то ли старуха, смотрит на что-то невидящим взором и словно жалуется кому-то: «во мне остались горечь и ярость, но я не хочу умирать». Его реальность, видимо, не была такой же реальной, как окружающая действительность — и сквозь прозрачные окна его сознания можно было видеть проносящиеся по сторонам пейзажи, пятна снега, распускающиеся цветы и обрывки несвязных образов, никакого мира вокруг не было; только его собственное «я» отражалось в прозрачной лужице, но в то же время поэт не хочет умирать — он сопротивляется смерти, и смерть подступает, всё ближе, и уже запах керосина терзает его лёгкие и уши, и уже не слышен прерывистый женский крик — все вокруг при смерти, а он продолжает бессмысленно сопротивляться этому убийству. И так до самого конца, который наступит в такой же, как и у меня, комнате, где будет так же тихо и спокойно. |